Статья «МЕХОВЫЕ (КОЖАНЫЕ) ДЕНЬГИ ДРЕВНЕЙ РУСИ. К ВОПРОСУ О МАТЕРИАЛЬНОЙ ОСНОВЕ ПЕРВЫХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ДЕНЕГ».

МЕХОВЫЕ (КОЖАНЫЕ) ДЕНЬГИ

ДРЕВНЕЙ РУСИ

(опыт историко-экономического осмысления).

В XIX и в XX веках не утихали споры о существовании кожаных (меховых) денег в истории денежного обращения Руси. Публикация сообщения арабского путешественника из Гренады Абу Хамида ал-Гарнати, которое мы приведем ниже, показало правоту тех исследователей, которые доказывали возможность использования в качестве денег меха пушной фауны.[1] Однако роль этого вида денег в денежном обращении, история их возникновения и отмирания остаются во многом дискуссионными, а то и просто забытыми. В эпоху металлического денежного обращения, когда главными денежными носителями были слитки и монеты из драгоценных металлов или их сплавов, иной вид денег называли заменителями, товаро-деньги и пр., одним названием отводя их на второстепенную роль. Однако, вряд ли кто будет отрицать, что последние наполняли денежную массу, следовательно, должны быть подвергнуты осмыслению и изучению.

В данной статье речь пойдет меховых (или кожаных) деньгах, где масса источников ждет введения в научный оборот. В свое время выдающийся советский нумизмат – руководитель Отдела нумизматики Государственного Эрмитажа И.Г.Спасский отметил существование «ассигнационной» и «товароведческой» теорий кожано-меховых денег.[2] Отметим, что иногда деньги по данным ал-Гарнати называют «кредитными» деньгами, что с точки зрения денежной теории не совсем верно. Были попытки рассматривать меховые деньги как переходную форму от металлических денег к деньгам бумажным (ассигнациям).

Известно, что первые деньги на бумажном носителе были введены в обращение в Китае в 1024 г., когда, национализировав частный банк, эмитировавший кредитные в прямом смысле деньги на бумажном носителе, государство начало выпускать деньги бумажные.[3] Сообщившему об обращении в Поднебесной бумажных денег, Марко Поло в Европе мало кто поверил. Однако не позднее 1357 г. флорентинец Франческо Пеголотти служащий финансового дома Барди писал, что купцы, проследовавшие из Крыма в Китай (265 дней) должны сдавать государству слитки серебра, которые рекомендовалось приобретать в Ургенче, получив за одни слиток четыре единицы китайских денег на бумажном носителе.[4] По великому шелковому пути эта технология попала в Иран, где в Тебризе в 12 сентября 1294 г. были введены в обращение бумажные деньги, причем они были привязаны к золотому содержанию. Однако этот опыт просуществовал недолго.[5]

Но, вспомним об ал-Гарнати, Путешественник из испанской Гренады Абу Хамид ал-Гарнати, в 1150-1153 г., посетивший Восточную Европу, был в Дербенте, Булгаре, Киеве, писал, что на Руси торгуют на вытертые шкурки белки, которые свозят в специальные места — торжища-рынки, где опечатывает по 18 шт. «Они рассчитываются между собой старыми беличьими шкурками, на которых нет шерсти, и которые нельзя ни на что использовать, и которые ни на что не годятся. Если же шкурка головы белки и шкурка ее лапок целы, то каждые восемнадцать шкурок стоят по счету серебряный дирхем, связывают [шкурки] в связку, и называют ее джуки. И за каждую из таких шкурок дают отличный круглый хлеб, которому хватает сильному мужчине. На них покупают любые товары: и невольниц, и невольников, и золото, и серебро, и бобров, и другие товары. И если бы эти шкурки были в какой-нибудь другой стране, то не купили бы и тысячу их вьюков за хаббу /мельчайшая единица весовая серебра, не представленная конкретным номиналом — Н.Х/ и не пригодились бы они совсем ни на что. Когда они [шкурки] испортятся в их домах, то их, [иногда даже] рваные, несут в мешках, направляясь с ними на известный рынок, на котором есть некоторые люди, а перед ними работники. И вот они кладут их перед ними, и работники нанизывают их на крепкие нитки, каждые восемнадцать в одну связку, и прикрепляют его печаткой, на которой имеется изображение царя. И берут за каждую печать одну шкурку из этих шкурок, пока не опечатывают их все. И никто не может отказаться от них, на них продают и покупают».[6]

Операция по опечатыванию изношенных шкурок, что являлась банковской процедурой, составляла 5,55 %.[7] А.В. Назаренко вслед за В.Л. Яниным выявил цену каждой вытертой шкурки в 0,166 г, отождествив ее с драницей.[8]

Опечатывание и учет шкурок, в свою очередь означает контроль государства за денежной массой, т.е. агрегатирование МО. Надо, по-видимому, разделить точку зрения тех исследователей, которые считают, что в денежном обращении находился мех белки, который выполнял функцию «ассигнаций» до истирания. Разумеется, в силу стационарности производства /М.Фридмен/ в средневековье денежная масса была необязательно большой, а динамика цен в течении достаточно большого промежутка времени была незначительной, а номиналы достаточно крупными.

Археология не мечтала получить подобные раритеты денежного обращения ввиду невозможности их сохранения в культурном слое раскапываемых ими объектов. Но известия более позднего, чем ал-Гарнати времени, характеризующие в той или иной мере денежное обращение на основе стертых шкурок, показывают не только на обращение последних и в начале XV в., но их сбыт в Европу по сходной цене. По данным М.П. Лесникова,[9] осуществившего попытку ввести в научный оборот источники по торговле Великого Новгорода с Тевтонским орденом, на рубеже XIV — XV в., приказчики из Данцига и Кенигсберга четко различали сортамент меха. Только по меху белки было известно 6 сортов. Самый высококачественный — «шенверк», затем, в порядке убывания — «аниген», «клеземес», «лушверк», «тройниссы». Во избежание пересортицы биржа Брюгге требовала поставлять меховой товар по образцам. /Рис.1/.

 

Рис.1. Письмо из Брюгге в Пруссию с описанием качества меха белки.

Торуньский городской музей (Польша). (by Prevenier W., Blockmans W.).

Отклоняясь от темы, заметим, что Лесников не сумел определить, что цена на белку высшего сорта «шенверк»  во всех городах Южной и Восточной Балтии, включая Новгород, Ригу,  Абэ, Ревель, Выборг, Дангциг быка постоянной и приблизительно одинаковой, находясь в пределах 30 прусских марок (186,5 г серебра за марку), чем объясняется сепаратизм и эгоизм Господина Великого Новгорода. [10] Ведь Новгород входил в состав торгового Ганзейского союза, действовавшего по определенным экономическим законам, в данном случае – Закон одной цены.[11]

«И за каждую из таких шкурок дают отличный круглый хлеб, которому хватает сильному мужчине» — из контекста понятно, что 1 коврига хлеба стоила стертую шкурку, тем не менее, есть основания утверждать о том, что хлеб не стоил ветхую шкурку, предназначенную для опечатывания, а шкурку с мехом, поскольку хлеб стоил, во время написания ал-Гарнати, своих заметок о путешествии, в сер. XII в. 2 ногаты,[12] которые «конвертировались» в 2,56 г. серебра, в то время как дирхем, описанный ал-Гарнати, весил 2,94 г серебра.

Наиболее низкокачественный мех белки — это «шевенисс» (schewenissen нем.: «скрести»), который складывали в бочку по 12 тыс.шт. Но для их счета применилась специальная единица — «рейзе» (геуsе), которая соответствует 18 шкуркам. Благодаря экстремальному событию – каперскому нападению англичан около Зунда на караван ливонских судов, в 1404 г., направлявшийся в Нидерланды, и последовавшей вслед за этим реакции – требовании рижан компенсировать ущерб, науке стала известна единица счета этих шкурок рейзе = 18 шкурок («34 reysas levissimi operas dicti schewenissen et reysa continent 18 pelles»). [13]  Этот показатель, позволивший связать данную величину с сообщениям ал-Гарнати середины XII в. натолкнул на мысль о поставках на биржу в Брюгге опечатанных  шкурок под названием сорта schewenissen после завершения их обращения на территории древнерусских княжеств.

Данный сорт пушнины, а точнее говоря специфической кожи, на оптовом рынке Фландрии продавался купцами Ордена в 90-х гг. XIV в. за 27, 33 и 38 шиллингов за 1000 шкурок.[14] В пересчете на прусские марки (0,176 г) это составит 4,752, 5,808 и 6,688 марки соответственно или 5,2, 6,2 и 6,5 кг серебра. Надо полагать, что в Европе эти кусочки кожи использовались в качестве внешней отделки при  изготовления одежды, а также перчаток, плащей, зонтов.[15]

Экспорт шерсти в Нидерланды Англией блестяще изучен Дж.Манро (J.H.Munro). Давший высокую оценку этой работе Х. ван дер Вее (H.van der Wee), писал, что эта торговля способствовала интеграции экономических связей и денежному обращению в том числе и со странами балтийского моря.[16] Мы можем лишь отметить, что, что внешняя торговля англичан находила законодательное оформление, например в 1429 английский Парламент принял Закон, известный как Закон Кале (Calais Staple Partition and Bullion Ordinances), который  стимулировал экспорт шерсти в обмен слитки серебра.[17] Данное наблюдение позволяет расширить поиск в древнерусском законодательстве соответствующих аналогий.

При слабой собственной добыче металлов, как заметил еще П.П. Хромов, в средневековье только внешняя торговля и порча монета приносила государству увеличение денежных ресурсов.[18]

В Нидерланды вообще и в Брюгге в частности свозились — для иллюстрации — меха и Северо-Западной Руси и Пруссии, сельдь из Шотландии и Норвегии, а также шерсть из Англии, что предполагало наличие устойчивых денежных потоков, исполненных на основе валютного регулирования в рамках союза, что позволяет выявить интеграционные процессы на север Европы и выявление финансовых потоков как это следует и работ А. Аттмана и Дж.Манро .[19]

На рубеже XIV и XV в. белка, т.е. шкурка с мехом белки, стоила 0,9 г или 1 деньгу чекана Дмитрия Донского или Василия Дмитриевича. [20] Начавшаяся эмиссия медных монет, наверное, резко ускорила вывод из обращения стертых шкурок, которые поставлялись на экспорт,[21] образуя свой, еще не изученный информтип «экспорт-импорт» полидисциплинарных историко-экономических исследований.[22]

Интересно, что импорт исламских медных монет в Европу в эпоху викингов был ограниченным. Т. Нунан /Th.S.Noonan/ привел данные о киевском кладе 1845 г., найденного близ Кирилловского монастыря, состоящего из Аббасидских и ранних монгольских медных монет с интервалом эмиссии 148 (765/766) — 651 (1253/1254) гг. Как справедливо полагал ученый, данный клад был сформирован на месте из монет-фельсов поступивших сюда задолго до сокрытия, что не обесценивает монеты младшего чекана.[23] Отмеченный Нунаном киевский депозит свидетельствует о параллельности обращения фельсов с «ассигнациями», описанные ал-Гарнати, а также указывает на переход в будущем на более удобные в обращении денежные знаки.

Таким образом, шкурки белки были законным платежным средством и обращались на Руси до полной потери ими «потребительских» свойств, а затем опечатывались по 18 штук (изменился ли процент за эту процедуру ?), снова выпускались в обращение и, наконец, отправлялись за границу.

История русской платежной системы знает и другой вид неметаллических денег — это куны. Н.П. Бауер прокомментировал известие Лаврентьевской летописи 1068 г. о разграблении во время бунта княжеского двора, когда были изъяты «бещисленное множьство злата и серебра, кунами и белью», таким образом, что под кунами здесь «разумелись металлические деньги».[24] На самом деле по записи нетрудно видеть, что в ней противопоставлены два вида денег металлические и меховые, поэтому куны и белы здесь, в свою очередь, два вида кожаных денег, причем,  куна — иной более высокий номинал,  нежели бела.[25] В 1410 г. новгородцы «куны отложиша»,[26]  т.е. вывели из обращения куну, оставив при этом бел(к)у.

По одной из записей в торговых книгах Тевтонского ордена, относящейся к 1399 г., в частности, термин «мартхоупте», в переводе с немецкого языка представляет собой не что иное как «кунья мордка».[27] Понятия «кунья голова», «куна» использовалось только для реконструкции новгородского денежного счета.[28] Однако в сообщениях ал-Гарнати об опечатывании ветхих беличьих шкурок говорится о критериях, по которым отбирались для опечатывания первых «ассигнаций». Если «…же шкурка головы белки и шкурка ее лапок целы, то каждые восемнадцать шкурок стоят по счету серебряный дирхем». Следовательно, второй вид кожаных денег также отбирался по таким же критериям, как и белки, т.е. должны были присутствовать кунья головка (мордка) и две передние лапки.

Происхождении термина «куна» русского денежного счета как известно, идет от счета на шкурки куницы. В.М. Потин со ссылкой на В.Б. Вилинбахова и С. Мьюса /Mews S./ показал, что русское  куна происходит от фризского «cona».[29] Но стояла ли за этим действительно кунья шкурка — это остается неизвестным. Толкование записи из книги Тевтонского ордена показывает достаточно определенно использовании при расчетах куньих головок, но и вместе с тем указывающее на возможность отождествления куньей мордки с какой-то единицей русского денежного счета.

Н.П. Бауер, приведший всю денежную номенклатуру русско-немецких договоров, выявил, в частности, что за термином на латыни «capita martarorum» стоит «кунья мордка». Причем, одновременное употребление терминов кунья мордка и куна в одной из статей договора 1269 г. о порядке оплаты за лоцманскую проводку по Волхову представляет большой интерес, показывающий о разных денежных единицах, применявшиеся в системе расчетов: «…каждая ладья должна дать лоцманам 4 хлеба и чашку масла; если они не пожелают получить хлеба им должны дать за каждый хлеб 2 куны и за масло 3 куньи мордки. Каждому лоцману должны быть даны 8 куньих мордки и пара материи или вместо материи 3 куньи мордки».[30] Приведенное свидетельство показывает, что лоцманы должны получить в оплату эквивалент куны, т.е. быть может не конкретные шкурки — вещи как куньи мордки, а куны серебром, составлявшие в рассматриваемый период — время действия статьи «О бесчестии» — 1,28 г.

Но «мартхоупте» 1399 г. — термин из немецкого языка, отстающий от вышеизложенного почти на полтора столетия.

Путешественник из Гренады ал-Гарнати, к сожалению, не сообщает, как поступали со связками шкурок, да и чем была вызвана необходимость опечатывания «ассигнаций». Сдавало ли таким образом население изношенные «билеты» государству, которое путем пломбирования связок осуществляло таким образом своего рода «инкассацию», а затем отправляло связки потребителям беличьих кож — это, пожалуй, единственное объяснение описанной ал-Гарнати процедуры. Плата за нее относилась на счет владельца опечатываемых шкурок. Этим достигалось двойная цель. Население получало новое средство обращения и платежа, а государство производило учет и контроль денежной массы.

Сказанное предполагает, что связка ветхих шкурок, состоящая из 18, представлял собой особый вид денег, имевший свой номинал и обращавшийся на Руси в качестве законного платежного средства. Это говорит о бережном отношении на Руси к собственным платежным средствам. Следовательно, данные опечатанные связки, но уже без печатей, грузили бочками в зафрахтованные корабли ганзейские купцы в XIV — XV вв.

В заключение своей истории функционирования «новые» ассигнации, благодаря сбору и утилизации их государством в новом качестве отправлялись на экспорт. Представляет интерес срок функционирования меховой «монеты» до истирания и до отправки ее за рубеж. Заметим, что стерилизация денежной массы  – один из способов избежания перегрева суверенного денежного обращения — инструменты эти известны и успешно применяются современными центробанками и резервными системами.

Для периода XIV в. — XIV вв. известно 2 цены стоимости белки — 1 и 2 деньги. Вторая цена связана с кризисным годом. Будем оперировать с ценой в одну деньгу, которая вытекает из сведений кабалы Киприана и Фёдора Ростовского 1389 г. Этот показатель позволяет выяснить эквивалент алтына, известного в русском денежном счете с 1381 г.[31] Согласно источнику, 1000 белок высшего качества стоили 5 рублей, что означало 200-ти денежный рубль. Следовательно, стоимость шкурки меха белки составляла в пределах 1 г серебра. В.К. Трутовский и вслед за ним Янин считали белку за 2 деньги, [32]  а в то же время, 6 белок — алтын. Но, поскольку мы только что выяснили эквивалентность белки и деньги, это позволяет показать, что алтын соответствует 6 белкам и 6 деньгам. Они, в денежном счете, как показал Г.В. Семенченко,[33] соответствуют мордке, являвшейся, надо полагать более высоким номиналом, чем вешка (веверица) денежного счета.

Фактически на рубеже XIV — XV вв. деньга имела весовые параметры близкие к 0,9 г, означающие, что алтын в серебряном эквиваленте находился в пределах 5,2 — 5,4 г. Нелишне напомнить, что в настоящее время при пересчете цен для середины XV в. применяется     6-ти денежный счет алтына.[34]

Сделаем промежуточный вывод. Деньги ал-Гарнати – это своего рода «казначейские билеты».

В этой связи небезынтересным представляется записи бургундского герцога Гильбера де Ланноа /G. de Lannoy / о посещении им Пскова и Новгорода в 1413 г. «Монета их /новгородцев – Н.Х./ состоит из куска (kencelles) серебра, весявших около 6 унций – без оттиска, потому что они не куют золотой монеты, а мелкая их монета состоит из мордок белок и кун (de testes de gris et de marires)».[35] Это полное и достоверное свидетельство-характеристика денежного обращения в Новгороде. Сравнивая записи наблюдательного путешественника с известиями новгородских летописей от 1410 г., заметим, что Ланноа вел речь только о деньгах новгородской эмиссии. Архивист С.Н. Кистерев выделил 4 номинала денег в Новгороде этого времени: белки, лобцы, литовские гроши и артуги «немецкие», три из которых представлены импортной серебряной монетой.[36]  Три номинала денежных знаков на серебряной основе, не считая золотых монет флоринов было , что известно наверняка только в Тане (Азове): слитки-сомы (часто русского происхождения), монет аспров и меди фалери в соотношении 1 сом (198 г.) – 190 аспров – 3040 фалери. Отмена-вывод кун из обращения в 1410 г. в Новгороде может служить толчком к поиску возможности их сопоставления на предмет соответствия «немецких» монет, о которых не писал Ланноа, и выведенной из обращения куны.

Строительство денежного обращения, платежной системы, финансов, не говоря уже о валютном регулировании даже в средневековье не является простой моделью, когда даже ко-интеграционные процессы на базе валютных союзов ставят перед исследователями значительные познавательные задачи. Замечено вместе с тем, что современное плоскостное представление о динамике экономических процессов в явной или неявной форме сводится к их интерпретации в виде дерева-графа.[37]

Обращение меховых денег снижало зависимость денежного хозяйства от серебра, дефицит которого ощущался всегда, что основательно изучено в историко-экономической и нумизматической литературе.  Последнее приводило к вздорожанию серебра, поиску заменителей денег, так и появлением соответствующий теорий, демографической, в частности. Так, М. Мэйхью (N. J. Mayhew) из Асмолинского Музея (Оксфорд), считал, что Англия и Франция  XIV вв.осуществляли регулирование денежного обращения посредством величины доходности деятельности монетных  дворов.[38]

Археология Новгорода подарила нам уникальный берестяной документ, обнаруженный на Троицком раскопе. «…продажи, с три дня городи /Новгорода/ ходило оу дворо и ко складникову. А ты коме нь явишися куны шити ношию». Используя сообщение ал-Гарнати, публикаторы переводят конец текста грамоты следующим образом: «А ты ко мне не придешь ночью шить куны?», справедливо понимая куны как деньги, уклоняясь, вместе с тем,  от объяснения самого процесса.[39] Надо полагать, что ночная работа связана не с производством непрерывного цикла, а подпольным цехом, предполагающее, на антитезе, допущение мысли о законности специальным стандартизированным образом «изготовление»-«печати» кун, как единиц-номиналов денежного обращения, разумеется, на легальных предприятиях. Обобщая практику фальшивомонетчиков Европы, Ф.А. Михалевский в частности, выделил 4 типа подобных правонарушений. Одни из них – это легальные мастерские по выпуску денежных знаков, работники которых могли изготовлять денежные знаки из собственного сырья и, соответственно, за свой счет. [40]

Следует разделить точку зрения тех исследователей, подкрепив  некоторыми расчетами, о том, что деньги на меховых носителях существовали с глубокой древности. Они были обеспечены традициями этноса – жизнеобеспечения и жизнедеятельности. Последнее официальное упоминание о кожаных деньгах относится к 1700 г. когда согласно Указу Петра I ввиду отсутствия на местах разменной монеты была введена медная, при этом отмечалось, что отсутствие таковой привело на местах к возникновению «кожаных жеребев».[41]

Признание того факта, что меховые (кожаные) деньги служили законным платежным сродством, выполняя едва ли не все функции денег в  средневековье (за исключением быть может мировых денег и средств тезаврации), до того как из сменили  деньги медные, приводит к тому, что позволяет поставить в ряд их для определения общей денежной массы, что следует из одной денежной теории, выработанной учеными-финансистами Кембриджа, когда наряду с монетой, слитками и тоервтикой право занятия подобающего места можно отнести и к меховым деньгам. Данный ряд – ряд Дж.М. Кейнса выглядит будет следующим образом:

М = М(слитки) + М(монета) + М(меховые деньги), + М(сосуды-торевтика).

Под торевтикой (художественная утварь из драгметаллов) здесь понимаются кредитные ресурсы. Мы не упустили из виду другие формы денег – бусы, раковины-каури, шиферные пряслица, однако, ввиду того, что даже в 90-е годы прошлого века, так называемые локальные (областные) деньги даже МВФ не принимались в расчет, а учитывались только центральные деньги,[42] думается, потому,  нет смысла брать в расчет местные деньги. Не учитывается в данной  формуле и средства в безналичном обращении.

В заключение заметим, что согласно подсчетам археолога Г.С. Лебедева в эпоху викингов в Сев. Европу постилало (с учетом всех поправочных коэффициентов)  до 1400 тонн серебра с востока или 500 млн.дирхемов.[43] Естественно, весь этот поток прошел через Восточную Европу. Значит, в течении года, что и предлагал сделать Лебедев, в Европу поступала в среднем 5,2 тонны серебра. По нашим подсчетам на основании данных историков С.П. Карпова, М.П. Лесникова, Дж.Мартин и А.Л. Хорошкевич товарооборот рижского и танского (азовского) портов в XIV в. составлял 5 и 2,8 т.серебра ежегодно. Поэтому, представляется. что цифры полученные Лебедевым  достаточно надежны.

В дальней трансконтинентальной торговле не было необходимости  монетных транзакций, поскольку арабская монета, принимая как по счету, так и по весу использовалась местным населением.[44] Куфическая монета стала наднациональной валютой и участвовала в оплате внутренних и внешних сделок и выступала в денежном обращении Европы в роли экзогенных денег.[45]

5,2 тонны серебра, получаемые викингами восточного серебра ежегодно в пересчете через 3 граммовый арабский дирхем составят более 17 млн. монет. Как ни странно, но подсчеты через воспроизводство экосистемы Восточной Европы показывают именно такой показатель среднегодового промысла белки (17-18 млн.шкурок =17- 18 тонн серебра = ок.90 тыс.руб.).

В этой связи, приведенные материалы позволяют утверждать  о своевременности постановки вопроса ведущими российским экономистами о степени монетизации экономики России, тем более, что денежное обращение, несмотря на значительный отток капитала, не выглядит разбалансированным.[46]

Весьма перспективно сделать вывод о том, что более 50 % налично-денежного оборота в эпоху викингов на территории Восточной Европы обслуживалось  мехом серой русской белки. Следует отметить, что этот показатель в связи с изменяющейся экологической обстановкой мог меняться как в ту, так или иную сторону. Как регулировался денежный оборот можно представить достаточно просто. Экосистема в раннем средневековье была девственной и поставляла меха столько  — сколько было нужно. В исторической литературе отмечалось о том, что любой  житель мог пойти в лес и принести белку. Однако с ростом населения ресурсная база уменьшалась, да и природа распорядилась таким образом, что белка была наиболее подвержена  изменениями погодным условиям (холодная зима, сухое лето), давая впрочем, два помета в год. Таким образом, экосистема регулировала число зверьков пушной фауны, не давая «перепроизводству» денег, а опечатывание шкурок позволяло денежным властям осуществлять эффективный контроль за денежной массой.[47]

Сделаем вывод, деньги, носителями которых были, в частности шкурки белки, первоначально являясь в обращении частными деньгами, деньгами домашних хозяйств.[48]        Их эволюция состояла в том, что шкурка белки, согласно источнику, предоставленном в записях ал-Гарнати, являлась в русском денежном обращении номиналом, опечатывание которых позволило продлить жизнь деньгам, а государству осуществлять эмиссию и контроль за денежной массой, но также выкупать, т.е. в пряном смысле «стерилизовать» собственное денежное обращение, выплачивая за связку из 18 ветхих шкурок серебряную монету, часто отправляя их на экспорт. Опечатывание и выпуск в обращение «новых» денег – это процесс эмиссии эндогенных денег, как недоминантных в современной монетарной политике, отмеченные в литературе Б.Бернанке (B.Bernanke) и А.Блиндер (A.Blinder).[49]

Таким образом, опечатывая изношенные шкурки, денежные власти осуществили сеньораж, исполняя властные полномочия органа банковского надзора, одновременно, переводя частные деньги в разряд государственной политики.