ПРОТИВОСТОНИЕ РУСИ И ОРДЫ В ПЕРИОД ДО КУЛИКОВСКОЙ БИТВЫ.

 

ООО КЛМАНДА КОМПЛЕКСНЫХ

ЭКПЕДИЦИОННЫХ РАЗРАБОТОК (ККЭР)

 

Н. А. Хан

ПРОТИВОСТОНИЕ РУСИ И ОРДЫ В ПЕРИОД ДО КУЛИКОВСКОЙ БИТВЫ.

(НАУЧНАЯ МОНОГРАФИЯ).

ВВЕДЕНИЕ.

После нашествия Батыя в числе важнейших приоритетов русских князей стало восстановление городов и хозяйства с помощью городов и территорий, не подвергшихся ужасам разорения. Этого требовала и внешнеполитическая ситуация, которая сразу после монгольских орд, была обусловлена нависшей угрозой над Северо-западной Русью (Пашуто В.Т., 1968, с. 289-291).

На территории Северо-Восточной Руси не было введено прямого военного правления, династия Рюриковичей сохранила свои позиции, до Новгорода монголы вообще не дошли Золотая Орда и Русь находились на одной стадии на путях исторического прогресса — Средневековье (64, c.65 и след.). В XIV в. на территории Восточной Европы сосуществовали два культурно-цивилизационных типа организации общества Северо-Восточная Русь и Золотая Орда. Их различные культурно-исторические типы определялись историческими, культурными, политико-экономическими традициями, а также экологическими условиями. Б.Н. Кузык и Ю.В. Яковец (119, с.160) выделили 5 типов взаимодействия цивилизаций: 1. столкновение, 2 противостояние, 3. диалог, 4. сотрудничесво, 5 партнерство. В рассматриваемый период времени сосуществование русской и монголо-татарской цивилизаций постепенно переходило из состояния «столкновения» в состояние «противостояние».

Известно, что на территории Руси еще до Батыева нашествия, начиная с середины XII в. наступил так называемый  безмонетный период, а главным средством обращения и платежа стали служить серебряные платежные (денежные) слитки. При этом, как отмечалось, экономика неуклонно росла и развивалась Таким образом, приведенные данные позволяют предположить, что экономический ущерб, нанесенный нашествием, составлял в пределах 70-80 % национального богатства, это только основываясь на числе погибших городков. И только в XIV в.  по тем же данным, число возрожденных из пепла городов достигло 40 % от числа  погибших. Имеющиеся данные и наработки позволяют выявить и демографические потери, и процессы, вызванные  нашествием Батыя.

Автор приносит благодарность сотрудникам библиотеки им.А.Герцена в Кирове, бывшему ее директору Н.П.Гурбяновой за библиографическую и иную помощь в подготовке этой и предыдущих работ в по истории

 

Ярлык в традиции политической культуры

Восточной Европы в XIV веке

 

С монгольским завоеванием Восточной Европы возникает институт ярлыка, который многочисленные Рюриковичи должны были получать в Орде. Сначала ярлык утверждался в Каракоруме, а начиная с XIV в. – в Сарае, Новом Сарае, что на Нижней Волге.

В Москве всегда внимательно следили за всеми перипетиями внутриполитической борьбы в улусе Джучи, особенно в период «великой замятии», когда в Орде в борьбе за Новосарайский престол боролись правители-однодневки. Это отразилось в русских летописях, которые позволяют судить о многих аспектах политической истории Орды в данный период. Историки отмечали, что «московские власти вынуждены заботиться об оправдании своего централизаторского курса», а также о появлении в XV в. тенденции – проявления в летописи политических идей в целях «воспитания политически воспитанных подданных»¹. Как утверждал А. Н. Насонов, важнейшие политические процессы в истории Руси можно проследить, исходя из синтеза данных актового, нумизматического материала и сведений восточных авторов². Думается, содержание политических процессов было детерминировано как традициями политической культуры, так и определенной, также имеющей исторические корни, ментальностью общества, поведенческими стереотипами, сложившимися у отдельных его представителей.

Наиболее острой борьбой за великое княжение Владимирское отмечены периоды осени 1361 – весны 1363 гг. и 1371–1374 гг., когда за политическое лидерство в Северо-Восточной Руси боролись Москва (в лице Дмитрия Ивановича) и Суздаль (в лице Дмитрия Константиновича). В 1371 и 1375 гг., то есть в канун решающего столкновения, оппонентом Дмитрия Ивановича (будущего Донского) был Михаил Александрович Тверской. От исхода этой борьбы зависели как успех политического объе­динения Руси вокруг Москвы, так и победа на Куликовом Поле. Эта борьба нашла отчётливое отражение в русском летописании: суздальские князья отстаивали принцип прежнего удельного владения, в то время как московские выступали за объединение.

Как считается в современной литературе, «великая замятия» наступила после смерти Бердыбека в 1359 г. и продолжалась до нашествия Тохтамыша, сумевшего в борьбе с Тимуром на короткое время объединить Золотую Орду³. Начавшаяся в улусе Джучи «замятия велиа», когда интересы феодальной верхушки вступили в конфликт с центральной властью, а коалиции феодалов, по аргументированному мнению В. Л. Егорова, боролись «за захват ключевых государственных постов, за возможность оказывать давление на хана в решении государственных дел, а в случае неудачи в этом – за возведение на ханский престол во всем послушной марионетки»⁴, привела к чехарде ханов: в ходе борьбы за навосарайский престол за 20 лет сменилось 20 правителей.

Хызр (Кидыр, Хыдыр русских летописей) – выходец из Средней Азии, был последним ханом Золотой Орды, который примерно на год сумел удержать улус Джучи от дальнейшего развала, успев утвердить свои инвеституры⁵. Именно к Хыдыру в рассматриваемый период князья Северо-Восточной Руси ездили за ярлыком на великое княжение. После того как Дмитрий Иванович отправился к нему, туда же поспешили и остальные князья. В Орду прибыли «великий князь» Дмитрий Суздальский, князь Андрей (его старший брат) и князь Константин Ростовский, что вероятно произошло до начала августа 1361 г., когда Хызр был убит⁶. И «тогда же ограбиша князей Ростовъских в Орде и пустиша их нагих»⁷, «без исподних порт», как добавляет Рогожский летописец⁸. Эти события, по устоявшемуся в литературе мнению, трактуются как полный развал государства Золотая Орда. Вместе с тем Дмитрий Иванович «милостею же божею выиде изъ Орды до замятни». И только в Симеоновской летописи имеются слова: «на великое княжение Володимирское и Московское»⁹. Впрочем, мог ли видеть в Сарае 11-летний Дмитрий темника-беглярбека Мамая?

События в Новом Сарае в августе 1361 г. происходили на глазах русских князей. Их драматичность хорошо отразилась в летописях, в которых, впрочем, отмечается (А. Н. Насоновым) противоречие. В летописях Троицкой (судя по Н. М. Карамзину) и Рогожской, наиболее репрезентативной из всех летописей Лаврентьевско-Троицкой группы, в диапазоне до 1375 г. совпадающей, в частности, с Владимирской, сообща­ется об убийстве Хызра его братом Мюридом, в то время как во всех остальных летописях, начиная с Симеоновской, убийцей объявляется его сын Тимур-Ходжа (согласно анониму Искандера – источнику XV в., Мюрид и Хызр были детьми разных отцов)¹⁰.

Очевидно, Мюрид (Муруг, Амурат русских летописей) пришёл к власти в августе 1361 г., однако, не сразу после убийства им своего брата Махмуда Хызра, о чем сообщают Рогожский летописец и Троицкая летопись, в отличие от Симеоновской. В. Л. Егоров, в частности, заметил, что между Хызром и Мюридом было как минимум два хана – Тимур-Ходжа и Ордумелик. Обзор летописных сообщений, посвящённый этому событию, содержится у А. Н. Насонова¹¹.

Анализ данных нумизматики и письменных источников, проведённых А. П. Григорьевым и А. Г. Мухамадиевым¹² независимо друга от друга и на разном материале, показывает что в 762 году хиджы (г. х.) в Гюлистане чеканили монету только Махмуд Хызр и Мюрид, тогда как годом раньше здесь выпускали дензнаки Кулпа, Навруз и тот же Хызр. Ни Тимур-Ходжа, Ордумелик или Кельдибек в Гюлистане не правили. Значит, Гюлистан был уделом («отдельным престольным центром») братьев Хызра и Мюрида (одновременно чеканить монету в одном городе дети разных отцов по-видимому не могли), где и попытался провозгласить себя золотоордынским ханом «убиенъ бысть царь Кыдирь отъ своего брата отъ Муруга и съде на царстве Муругь», после устранения своего брата в Новом Сарае (понятно, чужими руками). Впрочем, Мюрид мог «изгоном» взять Новый Сарай. Но полностью осуществить свои честолюбивые планы Мюрид сумел спустя год. Это могло произойти только после того, как с политической сцены в столице Золотой Орды сошли Тимур-Ходжа, Ордумелик и Кельдибек, когда «иные князи затворяшиеся в Сарай, царя у себя именующе Амурата», прогнав при этом Мамая: «И наседе на царство Муругь и яшася зань князи Ординскые,.. а Мамай перебажа за Волгу, а Орда и царици вси съ нимъ»¹³. Очевидно, это произошло в канун 764 г. х., который начался 21 октября 1362 года.

В Орде, надо полагать, существовала промосковская партия кыпчакской аристократии. В частности, А. А. Горский приводит пример союзнических отношений второго московского князя брата Ивана Калиты – Юрия Даниловича (1305–1325) с Кавгадыем, которые берут начало с 1305 года. Учёный утверждает, что какая-то часть сарайской верхушки симпатизировала стремлению Юрия в его притязаниях на великое княжение Владимирское¹⁴.

Москва имела не только политические интересы в Орде, но и в Булгаре. А. М. Колызин на материалах кладов русских и золотоордынских монет до 1462 г. показал важность восточного направления московской торговли, связанной со Средней Волгой. Собственная чеканка Дмитрием Донским разменной монеты с начала ). На территории Северо-Восточной Руси не было введено прямого военного правления, династия Рюриковичей сохранила свои позиции, до Новгорода монголы вообще не дошли -х годов была приспособлена для расчётов в торговле с Волжской Булгарией. Наконец, археологический источник позволил установить, что в послемонгольское время главным направлением торговых интересов Москвы стало волжское. Монеты Узбекам Джанибека присутствовали на денежном рынке Москвы¹⁵.

На Средней Волге сходились интересы не только низовских земель, но и Новгорода, реэкспортировавшего серебро, получаемое из Германии, о чём свидетельствуют клады, найденные в основном на территории Среднего Поволжья и содержащие новгородские двуслойные рубли-слитки. В неурожайные годы по Волге в Новгород подвозился хлеб, а также постоянно рыбу ценных пород (берестяная грамота № 259), пряно­сти, самшит, столовую утварь; женские серьги, известные по находкам в Булгаре, получили распространение на Руси, и прежде всего в Новгороде с начала XIV века¹⁶.

Поэтому следует согласиться с Л. В. Черепниным: «если с одной стороны, за Волжский путь шла борьба между Русью и Ордой, то с другой стороны, за владение этим путем боролись различные группы русских князей»¹⁷, когда руками «молодых людей» Новгород стремился смягчить негативные последствия отрицательного сальдо торговли серебром с низовскими землями и Булгаром.

Это позволяет предположить, что весьма значительная часть булгарской аристократии и купцов была завязана на торговле с Русью. Наконец, вспомним, что установление в Сарае в 1261 г. епископии, откуда происходит ряд известий Никоновского свода¹⁸, позволяет говорить об умелом использовании Москвой обстановки, сложившейся в начале 1360-х годов в Орде.

Попытки использовать политические смуты в «царстве волжском» в своих целях предпринимались Москвой ещё в конце XIII в., когда первый московский князь Даниил Александрович поддержал Ногая в борьбе против Токты. Юрий Данилович, его сын, дважды не подчинились воле (но ещё не власти) всесильных Токты (1290–1312) и Узбека (1312–1342). При Данииле Александровиче в 1282–1296 гг. сюзереном в Москве признавали Ногая – в конфронтации с сарайскими ханами. «В начале XIV в. Даниил, а затем Юрий Данилович неоднократно шли на косвенное и прямое неподчинение ханской воле», – замечает Горский¹⁹.

После смены каждого хана князья Русского улуса были должны ездить к новому правителю и испрашивать ярлык, прежде всего, на великое княжение Владимирское. Ю. В. Кривошеев, не отвергая в принципе систему получения (выдачи) ярлыка в качестве «подарков-отдарков», замечает, что «с прагматической точки зрения этот эквивалент (ярлык. – Н. Х.) был более весомым, ибо означал по сути политическую свободу и для русского князя, и в широком смысле, для русских земель»²⁰.

Не позже ноября 1362 г. Дмитрий Иванович и Дмитрий Суздальский «съперься о великом княжении», посылают киличеев (специальных чиновников при князе, осуществлявших дипломатические сношения с Ордой в особо важных случаях) именно к Мюриду, так как Абдула-Мамай, как замечает В. А. Кучкин, русских князей не интересовал: «не сами едут в Орду, а посылают туда своих киличеев, знающих татарский язык»²¹.

Ярлык Дмитрий Иванович получил около 20 декабря: сбор дружины вряд ли мог занимать день-два. В рамках политических традиций того времени претенденту на ярлык на великое княжение необходимо было занять стольный город Северо-Восточной Руси – Владимир. Поэтому Дмитрий Иванович ждал только документа, чтобы выступить в поход на Дмитрия Константиновича. Ярлык в Москву везли из золотоордынской ставки Нового Сарая, надо полагать, на перекладных, с частой сменой лошадей. Конно-пешее войско Дмитрия Ивановича, отравлявшееся во главе с великим князем на Переяславль, и Владимир, вряд ли могло двигаться быстрее, чем 25 км в день. Поэтому, думается, не будет ошибкой утверждать, что Дмитрий Иванович вступил во Владимир перед крещением²², то есть 4–5 января 1363 г., а ярлык был доставлен киличеями в Москву не позднее 20 декабря 1362 года. В конце записей под 6870 г., не исключая Рогожской летописи, помещено сообщение о смерти 25 января 1363 г. архиепископа Моисея и после описания пребывания великого князя Дмитрия Ивановича во Владимире, пробывшего здесь 3 недели. Впрочем, Никоновский свод указывает дату смерти архиепископа 5 января, что является, по-видимому, ошибкой переписчика²³.

В золотоордынскую ставку – Новый Сарай – существовало два пути: сухопутный и водный (волжский), которыми пользовались в том числе и официальные лица. Рогожская летопись под 6897 (1379) г. сообщает, что «Митяи поиде посуху к Орде, а Диониси Волгою въ судехъ къ Сараю»²⁴.

Мюрид пришёл к власти около 21 октября 1362 года. В Москве должны были получить соответствующее известие, а на это требовалось время. Необходимо было также послать киличеев в Новый Сарай за ярлыком, который должны были привезти в Москву не позже 20 декабря 1362 года. Ставленник Москвы, по-видимому, опирался на промосковскую партию, когда вторично взошёл на престол в Мурутовой Орде, на этот раз в Сарай ал-Джедид. В Москве ожидали момента, когда Мюрид займет новосарайский престол и лишь тогда обратились к нему с запросом о великом княжении, что произошло в самом начале ноября 1362 г., тогда как к Кельдибеку с подобным запросом не обращались. Точно также не обращались за ярлыком и к Мамаю, который на краткое время в сентябре 1362 г. занял Новый Сарай. Представляется, что ступив из Гюлистана в октябре 1362 г., то есть в конце 763 г. х., «Амурать царь гоном прйде на Мамая князя, и многих у него побил»²⁵.

Таким образом, Мюрид стал править де-факто в первых числах ноября 1362 г., то есть в 764 г. х.²⁶ И он сразу же был «признан» Северо-Восточной Русью, что произошло в результате борьбы русских князей за великое княжение и каких-то политических контактов Москвы с соответствующими представителями золотоордынской верхушки, связанными с торговлей по Волге с Русью. Получив ярлык, Дмитрий Иванович стал обладателем де-юре великого княжения Владимирского.

Мамай, согласно письменным источникам и данным нумизматики в целях объединения уже бывшего улуса Джучи, в течение 1362–1372 гг. пять раз занимал Новый Сарай и, как подчеркивает В. Л. Егоров, без видимых результатов²⁷. С точки зрения политической стратегии это было потерей времени. Однако, ситуация с великокняжеским столом на Руси в январе 1363 г. была иной: легитимность власти признавалась только при обладании претендентом стольным городом. Оставаясь формально в вассальной зависимости от новосарайских властей, в Москве осознавали, что дальнейший прогресс возможен только на путях централизации, а получение ярлыка было данью политической традиции и средством достижения цели.

Такую же цель с помощью института ярлыка преследовал и Мамай, когда, не сумев сбросить Мюрида в Волгу²⁸, в ходе борьбы за новосарайский престол, он нанес тому неожиданный политический удар, прислав ярлык Дмитрию Ивановичу. «Ярлык, присланный от Авдули, был принят», – заметил Насонов²⁹.

«Зело» разгневанному Мюриду, дабы сохранить политическое лицо пришлось отправить «посла своего Иляка… съ ярлыки ко князю Дмитрею Констентиновичу на великое княжение». Больше Мюрид русских летописцев не интересовал. Согласно анониму Искандера, убийцей Мюрида был его эмир Ильяс. Ордынские ханы, претендовавшие на роль сюзерена Северо-Восточной Руси и верховенство на всей территории уже бывшей Золотой Орды, использовали ярлык в качестве символа леги­тимности своей власти в потерявшем единстве государстве, тогда как русские князья, как, например, Дмитрий Иванович, в качестве знака легитимности своей власти в Северо-Восточной Руси³⁰. Приняв второй ярлык уже от Мамая в марте 1363 г.³¹ и «сгони» Дмитрия Суздальского с владимирского стола, Дмитрий Иванович продемонстрировал гибкость и политическую дальновидность, а, главное, в Москве определили будущего стратегического военно-политического противника. Накопленный опыт политического противостояния игу Орды конца XIII – начала XIV в. позволил Москве уверенно решить зимой 1362–1363 гг. стоящие перед ней стратегические задачи.

Темник и столичный беглярбек Мамай, согласно Егорову, появился на политической авансцене Золотой Орды впервые весной 1361 года. Он не был доволен возведением на престол в августе 1361 г. Тимура-ходжи – сына Махмуда Хызра – в противовес Мюриду. Никоновский свод отмечает, что темник Мамай восстал «на царя своего Темиръ Хозю, …и приять себе царя именем Авдула и бысть брань велиа в Орде»³². Темник был одним из представителей старейших монгольских эмиров, ещё при Бердибеке (1357–1359) он управлял всеми делами, получил высшее звание беглярбек и был женат на дочери Бердыбека – Ханум³³.

Летом 1371 г. в Северо-Восточной Руси сложилось двоевластие, длившееся до 16 января 1372 года³⁴. Получив от Мамая ярлык на великое княжение, Михаил Александрович Тверской попытался занять «стол» в столице Северо-Восточной Руси. Стремление обладателя ярлыка на великое княжение занять стольный город, как это произошло с Михаилом Тверским в 1371 г., ещё раз доказывает жизненность определённых традиций политической культуры. Жители Владимира отказались принять нелегитимного великого князя, что перечеркнуло все надежды тверского претендента на верховенство в Северо-Восточной Руси. Владимирцы через крестное целование не приняли новоявленного великого князя, утверждая, что тот «лжей взял еси княжение»³⁵. Не сумев занять стольный город, Михаил Александрович, вынужден был отказаться от ярлыка на великое княжение³⁶.

Это ещё один штрих к политической традиции, согласно которой обладатель великокняжеского ярлыка должен был воссесть на «владимирском столе». Вероятно, уместно поставить вопрос: «Когда возникла институциональная зависимость: “ярлык на великое княжение – великокняжеский столˮ»? Отказ Дмитрия Ивановича от данного ярлыка – «к ярлыку не еду, а в землю на великое княжение Владимирское не пущу, а тебе послу путь чист», – сообщает Рогожский летописец³⁷. Это ещё раз подчёркивает нелегитимность самого акта выдачи ярлыка Мамаем Михаилу Тверскому, а также дипломатическую некорректность поступка посла Мамая Сарыхожи, находившегося во Владимире, пригласившего Дмитрия Ивановича на великокняжеский стол. Великий князь Владимирский, то есть Московский, должен был получить ярлык непосредственно из Орды. Ярлык же, привезённый Сарыхожой Михаилу Тверскому в 1371 г. оказался невостребованным³⁸. И больше Михаил занять Владимир не пытался, хотя неоднократно в рассматриваемый период пропускал через свою территорию новгородских ушкуйников (в 1366, 1369, 1371 гг.).

Следует согласиться с Горским, утверждающим, что начало прекращения вассальной зависимости Руси от Орды приходится на 1374 год. И в последующие годы Мамай лишь пытался восстановить власть над Москвой, но к этому времени стало ясно, что Мамай, занятый упрочением своей власти на всей территории бывшей Золотой Орды, упустил время в отношении Московии. Москва же этот исторический шанс использовала для укрепления своего лидирующего положения на всей территории Руси³⁹.

Всё это позволяет прийти к выводу, что в период «замятии» золотоордынские правители боролись за право выдачи ярлыка на великое княжение князьям Северо-Восточной Руси. Во всяком случае, Мамай этот фактор использовал весьма активно, прислав ярлык и даже не во Владимир, в марте 1363 г., и получив, таким образом, признание мамаевой Орды со стороны Дмитрия Ивановича.

 

Примечания

 

¹ Гольдберг А. А. У истоков московских историко-политических идей // Труды Отдела древнерусской литературы. М., 1969. Т. 24. С. 149.

² Насонов А. Н. Монголы и Русь : (история татарской политики на Руси). М. ; Л., 1940.

³ Федоров-Давыдов Г. А. Золотоордынские города Поволжья. М., 1994. С. 19.

⁴ Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв. М., 1985. С. 57–58.

⁵ Егоров В. Л. Золотая Орда перед Куликовской битвой // Куликовская битва. М., 1980. С. 183.

⁶ Григорьев А. П. Золотоордынские ханы 60–70-х годов XIV в. Хронология правления // Историография и источниковедения истории стран Азии и Африки. Л., 1983. Вып. 7. С. 54; Насонов А. Н. Указ. соч. С. 117–118.

⁷ Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. Стб. 532 ; Т. 37. Стб. 32.

⁸ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 70.

⁹ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 70 ; Т. 10. С. 232 ; Муравьева Л. Л. Летописание Северо-Восточной Руси конца XIV – конца XV века. М., 1991. С. 74.

¹⁰ Горский А. А. «Всего еси исполнена земля русская…» М., 2001. С. 113 ; Прохоров Г. М. Центрально-русское летописание второй половины XIV в. : (анализ Рогожской летописи и общие соображения) // Вспомогательные исторические дисциплины (ВИД). М., 1978. Т. 10. С. 169; Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. М., 1976. С. 86; Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М. ; Л., 1941. Т. 2. С. 130.

¹¹ Григорьев А. П. Указ. соч. С. 29 ; Насонов А. Н. Указ. соч. С. 125. Примеч. 1 ; Егоров В. Л. Золотая Орда. С. 184–185.

¹² Григорьев А. П. Указ. соч. С. 34. Табл. 2 ; Мухамедиев А. Г. Булгаро-татарская монетная система ХII–ХV вв. М., 1983. С. 89–90.

¹³ Григорьев А. П. Указ. соч. С. 29 ; ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 70–71 ; Т. 18. Стб. 101.

¹⁴ Горский А. А. Москва и Орда. М., 2000. С. 56–57.

¹⁵ Колызин А. М. Торговля Древней Москвы (XII–XV вв.). М., 2001. С. 98–110, 116, 146–148, 161.

¹⁶ Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода в XIV–XV вв. М., 1963. С. 268–298 ; Рыбина Е. А. Археологические очерки новгородской торговли X–XIV вв. М., 1978. С. 23, 45–52 ; Сотникова М. П., Спасский И. Г. Русские клади слитков и монет в Эрмитаже // Русская нумизматика XI–XX вв. Л., 1979. С. 48–94 ; Седова М. В. Ювелирные изделия Древнего Новгорода. М., 1981. С. 16, 184, 192.

¹⁷ Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV–XV в. М., 1960. С. 390.

¹⁸ Полубояринова М. Д. Русские люди в Золотой Орде. М., 1978. С. 24 ; Клосс Б. Н. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII вв. М., 1980. С. 184.

¹⁹ Горский А. А.: 1) Москва и Орда. С. 54, 56, 60, 66, 188; 2) «Всего еси исполнена земля русская…» С. 91; Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды. С. 191–200 ; Мейендорф И. Византия и Московская Русь. Париж, 1990. С. 87.

²⁰ Кривошеев Ю. В. Русь и монголы. Исследования по истории Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. СПб., 1999. С. 249, 251, Примеч. 51.

21 ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 72; Т. 18. Стб. 101; Полубояринова М. Д. Указ. соч. С. 18; Кучкин В. А.: 1) Русские княжества и земли перед Куликовской битвой // Куликовская битва. М., 1980. С. 61; 2) Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 225.

²² ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 73.

²³ ПСРЛ. Т. 11. Стб. 1; Муравьева Л. Л. Указ. соч. С. 75.

²⁴ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 137.

²⁵ Григорьев А. П. Указ. соч. С. 32; ПСРЛ. Т. 10. Стб. 233.

²⁶ Основываясь на статистике монет, Мухамадиев отметил, что Мюрид стал править в Гюлистане в конце 762 г., то есть до 30 октября 1361 года. Мухамадиев А. Г. Указ. соч. С. 91.

²⁷ Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды. С. 60.

²⁸ «А въ Орда тако бысть замятия, Хыдыревъ сынъ Муруть на единой стороне Волги, а на другой Килдибекъ, и межи ихъ бысть съча и Кильдибька убили, а Мамай привелъ съ собою царевича и бысть Мамаю съ Мурутомъ сьча о Волзь» (ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 73). В этом сообщении Рогожской летописи Мюрид поименован сыном Хызра, тогда как до этого летописец называл его братом (там же, стб. 70). «Аноним Искендера» называет Мюрида сыном Орду-шейха (Ордумелика), убитого эмиром Ильясом, хотя одновременно указывает, что Мюрид правил 3 года (Тизенгаузен В. Г. Указ. соч. С. 130). Однако одновременно эмитировать дензнаки в одном городе – Гюлистане – дети разных отцов не могли.

²⁹ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 72; Т. 18. Стб. 102; Насонов А. Н. Монголы и Русь. С. 125.

³⁰ См.: Кучкин В. А.: 1) Русские княжества. С. 61–63; 2) Формирование государственной территории. С. 225.

³¹ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 73, 74.

³² ПСРЛ. Т. 10. С. 237.

³³ Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой орды. СПб., 1884. Т. 1 : Извлечения из сочинений арабских. С. 390; Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды. С. 170; Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998. С. 15.

³⁴ Кучкин В. А. Первая духовная грамота Дмитрия Ивановича Донского // Средневековая Русь. М., 1999. Т. 2. С. 64.

³⁵ Известие под 6879/1371 г. Белорусской (Западнорусской) летописи. Цит. по: Лурье Я. С. Указ. соч. С. 90. Примеч. 40; см. также: ПСРЛ. Т. 1. С. 533.

³⁶ Борзаковский В. С. История Тверского княжества. Тверь, 1994. С. 153, 355. Примеч. 679.

³⁷ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 95.

³⁸ См. также: Янин В. Л. Новгородские акты XII–XV вв. Хронологический комментарий. М., 1991. С. 165–166; Кучкин В. А. Первая духовная грамота Дмитрия Ивановича Донского. С. 62–71.

³⁹ Горский А. А. Москва и Орда. С. 88–96.

 

Вопросы истории. 2004. № 6. С. 139–144.

 

Локализация Югры и ареалы обитания соболя

 

Русский соболь, знаменитый представитель пушной фауны России, играл важнейшую роль в товарно-денежных отношениях Древней Руси, Российского государства. Исторические источники прямо свидетельствуют о значении пушнины как товара, средства обращения и предмета сбора податей. Соболиный мех в составе другой мягкой рухляди входил в состав русского экспорта, посольских памятных даров. Наиболее ранние сообщения о соболе, происходящем с территории Печоры и Югры, мы находим в киевском и новгородском летописании. Соболь отразился и в русском фольклорном эпосе, где соболей называют «заморскими». Иногда его сравнивали с драгоценными камнями – «камень во как, а выбирать с приметами, как соболь добрый, купит от дешева фунт 2 гривны, а дорого 2 рубля»¹.

Исторические ареалы соболя и других пушных зверей впервые попытался обобщить Н. Я. Аристов, когда создал, пожалуй, первый капитальный труд по истории торговли Древней Руси. Подвинье и Приобье он считал главными зонами происхождения меха соболя². В литературе неоднократно указывалось на истребление соболя, начавшееся ещё в древности. А. Л. Хорошкевич обращала внимание на коммутацию ренты на Руси в конце XV в., вызванной депрессией численности соболя³. Постепенное отступление западной границы ареала распространения данного пушного зверька, который в настоящее время локализуется экологами восточнее Сев. Двины и правых притоках Камы, вызвано интенсивной охотой на него⁴.

Секретарь посольства багдадского халифа ал-Муктадира Ибн Фадлан описывая торговлю булгарских купцов с северными народами, отметил, что из страны Вису булгарские купцы «привозят соболей и черных лисиц». Эмир булгар Алмуш собирал дань соболями, причём шкурка соболя была единицей налогообложения⁵. Согласно сочинению придворного врача Сельджукидов – ал-Марвази, автора конца XI – начала XII в., написавшего труд «Природа животных», наилучший соболь водился на территории, занятой народом Иура, а по данным австрийского дипломата С. Герберштейна первой половины XVI в., «самые черные соболя» водились в горах Северного Урала. «По сю сторону Устюга и Двины, – писал он, – соболя попадаются весьма редко, а около Печеры гораздо чаще и притом гораздо лучше»⁶.

В хулагуидском Иране XIII–XIV вв., согласно росписи Рашид ад-Дина, в качестве вознаграждения за выслугу выдавалась соболья шуба только тёмно-синего, то есть, иссиня-черного цвета. Известно, что придворным цветом Аббасидов был чёрный. У Низами можно найти характеристику соболя только чёрного цвета. «Его черный как у Аббасидов, зонт пускал камень на чашу бургасов» (союзников русов), – читаем мы в описании седьмого боя Искендера с русами. В описании шестого боя говорится: «Соболь, который по природе черный, происходил только из тех мест» (страны русов. – Н. Х.). В этой связи представляется весьма ценным наблюдение английских учёных, писавших, что Саманиды регулировали торговлю, чтобы добиться господства над всем мусульманским миром в Средней Азии. Они направили Аббасидам в 910 г. множество мехов, включая соболей, скорее всего тёмных расцветок⁷.

В оригинальных известиях восточных авторов страна Июра (Югра) помещена после страны Вису. Последняя расположена на полпути между Булгаром и Йюрой. Известия восточных авторов X, XII, XIV вв. о расположении стран Вису – Иура не вызывает сомнений и независимо от расстояния до последней, расположенной за страной Вису. Это позволило очертить её территорию, как расположенную в Вятско-Камском междуречье между 57° и 60° северной широты.

В «Выборке из воспоминаний о чудесах разных стран» арабского путешественника из Гранады Абу Хамида ал-Гарнати говорится: «А у жителей Йуры нет войны. И нет у них ни верховых, ни вьючных животных – только огромные деревья и леса, в которых много меда, и соболей у них очень много, и мясо соболей они едят. И привозят к ним купцы (булгары. – Н. Х.) эти мечи и коровьи и бараньи кости, а в уплату за них берут шкуры соболя и получают от этого огромную прибыль»⁸.

Считается, что своего максимума булгарский экспорт, в том числе и оружия, в Приобье достиг в XIII–XIV в., не прекращаясь в XV–XVI веках⁹. При этом имеется ввиду сухопутное направление, описанное восточными авторами. Путь от Волги до Оби составлял, согласно Ибн Батуте, 40 дней; по нему шли изделия булгарских торевтов, начиная с X века¹⁰. Окончание пути булгарских купцов в Западной Сибири следует, по-видимому, связывать с районом многокомпонетного клада, найденного в 1893 г. близ с. Терехово Тарусского района Тобольской губернии. Клад этот, к сожалению, не сохранившийся полностью, состоит из 2 русских монолитных (?) денежных слитков, 4 чаш и 10 золотоордынских монет, и по младшей монете его можно датировать 1362 годом¹¹.

Другой материальный артефакт – меч, найденный в среднем Обь-Иртышье и введённый в научный оборот В. И. Молодиным¹², подтверждающий торговлю булгарских купцов и жителями Юры, описанную ал-Гарнати. Поэтому можно предположить, что путь булгарских купцов на Югру, описанный Омари и Ибн Батутой, заканчивался не за Полярном кругом в стране Мрака¹³, а гораздо южнее. Поворотным пунктом сухопутного, по описанию магрибского путешественника XIV в., пути на Югру служило устье Чусовой, документируемое кладом Варейко 1884 г. в Чусовской волости Пермского уезда, состоявшего из трёх ладьевидных сомов-слитков с весовой нормой около 202 граммов¹⁴.

Пушной фауне принадлежала огромная роль у автохтонного населения, в ней был и соболь, игравший роль валюты, а также как средство обращения и сбережения. Об этом свидетельствуют как исследования этнографов Западной Сибири, так и раскопки археологов. Можно привести в качестве примера стопку мехов, найденной в погребении № 19 Нижняя стрелка на Ветлуге¹⁵. Однако подобные примеры лишь иллюстрируют пространственную атрибуцию соболя, что помогает локализовать некоторые неясные с географической точки зрения исторические источники.

Методика локализации исторических явлений через призму экосистем получила распространение в отечественной науке¹⁶. Берестяная грамота № 724, датируемая В. Л. Яниным зимой 1166/1167 г., имеет локализацию в пределах Арктики и Субарктики. «От Савы поклонанее к братье и дружине. Оставили ма были людьи; да остатъ дани исправити было имъ досени, а по первому пути послати и отъбыти проче. И заславъ Захариа въ вере уроклъ: «Не даете Саве ни одиного песца хота на ниъ емати. Сам в томъ…»¹⁷. Комментируя эту грамоту, Янин сопоставил её с летописными событиями 1193 года¹⁸. Она однозначно свидетельствует о вине Савы, от которого отложилось податное население, ввиду превышения полномочий данником. Отсутствие в составе дани соболя и наличие экологического индикатора – песца позволяет локализовать сферу её действия севернее Полярного круга, а широтная локализация, в этой связи, указывает на территорию от устья Сев. Двины до Обской губы.

Определение ареала обитания соболя влияет на пространственную атрибуцию Югры. Локализация Йюры – летописной Югры, куда, как говорится в «Повести временных лет», «старые мужи» совершали походы за данью на «Югру и Самоядь», находящиеся в Приобье, аргументируется на основе сочинения придворного врача Сельджукидов ал-Марвази – автора конца XI – начала XII вв., сообщавшего о «Черней земле», восходящее к ал-Гарнатио «Черном море». Б. Н. Заходер, рассмотрев топонимию устья Сев. Двины (Морж-гора, Усть-морж), показал, где добывали моржей, кость которых шла на изготовление рукоятей кинжалов, а булгарские купцы достигали Беломорья именно в этом месте¹⁹. Поэтому легендарные народы йаджудж и маджудж ибн Фадлана можно локализовать побережьем Сев. Ледовитого океана между устьями Сев. Двины и Оби.

Экология соболя, обитавшего в кедровых лесах, подтверждается сообщением ал-Гарнати о «поясе огромных деревьев и лесов», на территории Югры. Южная граница обитания соболя и распространения кедровника не опускается ниже 57 параллели. В эту территорию входят ареалы распространения восточной, специально изученной Н. В. Фёдоровой, византийской торевтики, поступавшей сюда Северным морским путем. Начало такого распространения совпадает с Северным полярным кругом, что как раз совпадает с северной границей распространения кедровых лесов, которые, согласно исследованиям экологов, являются естественной средой обитания соболя. Сюда следует добавить выписку из Югорского дорожника С. Герберштейна, где сообщается: «там растут деревья кедры, среди которых водятся самые черные соболя»²⁰.

Археологические исследования не обнаружили на территориях севернее Полярного круга, прежде всего на Ямале и Гыдане, то есть в нижнем Приобье, остеологических остатков соболя, тогда как кости песцов встречаются постоянно. Работы экологов показали, что современная северная граница популяции соболя расположена в пределах Полярного круга, а южная в пределах 54° с. ш. Совпадение показаний источников относительно обитания соболей в поясе «огромных деревьев и лесов» (ал-Гарнати), не позволяет принимать во внимание те утверждения Ибн Фадлана, ал-Гарнати и других авторов, что народ и страна Йура располагается на побережье Черного моря – море Мрака, то есть Северного Ледовитого океана²¹.

Таким образом, данные о находках соболя, являвшегося предметом торговли и денежного обращения народа страны Йюра, как и его экологической топографии, позволяют локализовать страну Йюра: Приполярный Урал – Среднее Приобье. С самого начала взаимоотношений населения Югры-Йюры с Русью устанавливались даннические отношения. Регулярность и периодичность сбора податей документируется летописными известиями, начиная с XII века.

Гигантский потенциал меховых ресурсов Северо-Востока Европы находит неоднократное освещение в летописных известиях, начиная с «Повести временных лет», как установил в своё время А. Н. Насонов, с середины XI в., а регулярность сбора дани, в частности с Югры, документируется летописным известием под 6701/1193 г. в Новгородской первой летописи, когда югорцы вынесли новгородцам положенную дань «…льстьбою ревуще тако» со словами: «копимъ сребро и соболи и ина узорочья, а не губите своихъ смердъ и свои дани, а льстяще ими, а вое копячи…»²².

Практически аналогичная ситуация сложилась и в 1446 г., когда новгородцы, собрав 3-тысячное войско напали на города и станы Югры. И тогда югорцы заявили: «мы хотим вамъ дань даяти, а хотим счестися и указати вамъ стан и островы, уречища». А. Н. Насонов заметил, что в данном летописании и известии речь идёт об учёте населения местными властями. К выплате дани готовились заблаговременно и платили регулярно, что подтверждает вывод И. Я. Фроянова, заметившего по этому поводу: «Дань собиралась в размерах, определяемых договором, и, кроме того, взималась постоянно, или ежегодно. В этом состоит главная особенность данничества сравнительно с военным грабежом и контрибуцией»²³.

В летописях не нашли отражения события, связанные с обычным развитием даннических отношений Новгорода с Югрой. Источники упоминают о Югре, когда новгородские данники подвергались нападениям третьих лиц. На этом основании делались выводы о непрочности позиций Новгорода на внешнем поясе его колоний. События XIV в. были связаны в основном с взаимоотношениями двинян со своей метрополией. В Новгородской летописи под 6831/1323 г сообщается о нападении устюжан на новгородцев, «хто ходилъ на Югру», которых взяли в плен и ограбили. Военный поход на соседей в эпоху средневековья – «это своего рода возмездие за оскорбление»²⁴, то есть ответ за предшествующую обиду. Средневековые традиции военной культуры требовали дать адекватный ответ и незамедлительно.

Устюжская компания князя Юрия Даниловича весьма неплохо описана в литературе²⁵. Представляется, что новгородцы, возглавляемые московским князем Юрием Даниловичем, «взяша Устюгъ на шит» зимой 1324/1325 г., а нападение устюжан на югорских сборщиков дани должно было состояться не в 1323 г., а летом 1324 года.

Сходно выглядят события 1364 и 1365 гг., сохранённые новгородским и тверским летописанием. Зимой 1364–1365 г. новгородские ушкуйники под предводительством Александра Обакуновича и Степана Ляпы ограбили новгородские владения на Оби, а также земли на Северной Двине, платившие дань Новгороду. Окончание статьи под 6872 г. Софийской первой летописи старшего извода звучит следующим образом: «тое же зимы приехаша съ Югры новгородци дети боярскые и люди молодые, и воеводы Александрь Абакуновичъ, Степанъ Ляпа въеваша по обе реки до моря, а другая половина рати на верхъ Оби въеваша, и двиняне противу их полком, и биша двинянъ на Курье». В историю ушкуйников данный поход прочно вошёл как последний, совершённый новгородцами в пределах Севера, после этого, как считается, ушкуйников направили на Волгу. Датировка данного события хорошо согласуется с последующими известиями летописей. Согласно Рогожской летописи, в 1365 г. двиняне взяли новгородскую Курью, после того как новгородцы, ежегодно собиравшие дань, «поидоша из Югры»²⁶. Так двиняне ответили Новгороду за нападение ушкуйников, что, впрочем, не помешало новгородцам построить в Новгороде в том же 1365 г. каменную Троицкую церковь, что свидетельствует о колоссальных доходах новгородцев в торговле с Югрой.

Запись Софийской летописи под 6872 годом позволяет по крайне мере связать среднее течение Оби с летописной Югрой. Следовательно, зимой 1364–1365 гг. ушкуйники проникли, вероятно, несколько выше по течению Оби, нежели расположение современного Ханты-Мансийска.

Можно утверждать, что новгородцы знали, откуда поступало серебро к югорцам, что вытекает из рассказа Гюраты Роговича (возможно под 1114 г.), почему вероятно и препятствовали торговым связям булгарских купцов с югорцами. Да и в Булгаре знали источники поступления соболей к русам. Это следует из сообщения Гардизи (XI в.). Русские постепенно вытеснили булгар из бассейнов Двины и Камы в Приобье²⁷.

В литературе, в частности у А. Л. Хорошкевич, обращалось внимание на эфемерность управления Новгородом одной из своих колоний внешнего пояса. Результаты походов новгородцев в 1193 и 1446 г. свидетельствуют, что местные жители могли дать достойный отпор новгородцам, которые, очевидно, превышали свои полномочия сбора дани. Археологические свидетельства и сообщения «Повести временных лет» говорят о такой возможности.

Географическая клаузула новгородско-княжеских докончаний наиболее консервативна, она и существовала более 200 лет в международно-правовых актах со вполне конкретной локализацией территорий, имеющих конкретное административно-податное назначение. Клаузула внешнего пояса новгородских колоний «Пермь – Печора – Югра» не является штампом или фразеологической формулой, но источником, согласно которому мы можем судить о новгородских владениях. Об этом прямо свидетельствует грамота 1474–1475 г., выданная Новгородом Троице-Сергеевому монастырю на право беспошлинного провоза товаров по Двине, где в отличие от предшествующей грамоты 1450 г. «исключалась Вологда, на которую в то время Новгород не решался претендовать»²⁸. В частности, Пермь Вычегодская оспаривалась Новгородом у Москвы в течение всего XIV века. Специальные историко-географические наблюдения над Пермью, показали, что под этим названием значилась территория, которая с 1333 г. стала административно подчиняться Москве²⁹.

Иван Калита и вслед за ним Дмитрий Иванович в своей политике расширения за счёт Новгорода своих податных территорий на Северо-Востоке Европы в период с 1333 по 1389 гг. использовали дипломатические, политические меры, наказывали Новгород за походы ушкуйников в 1360–1370-е годы. Такая политика объективно способствовала вытеснению золотоордынских купцов, которые вынуждены были добывать меха с территории Среднего Приобья, что объективно приводило к конкуренции булгарских купцов с Новгородом.

Страна Йюра – Югра встречается как Югория в «Записках» С. Герберштейна, относящихся к первой половине XVI века. Здесь приводятся фантастические сведения о её локализации, свидетельствующие, между прочим, и о потере исторического названия. В Европе употребляли термин Сибирь³⁰. Последний раз в источниках Югра как податная территория русского государства упоминается в Пустозерской платежнице 1574–1575 гг., согласно которой «…прихожие казаки ходят на морской промысел и в Югру з гостьми, пустозреский данщик емлет с них на государя явки по две денги с человека». Население, то есть самоядь югорская давала «по шти сороков соболей в год»³¹.

Данные письменных источников документируют культовое значение пушной фауны, в частности, у населения Перми Вычегодской. В «Житии епископа Стефана Пермского» в споре со Стефаном, местный жрец Пим, обосновывая преимущество языческой веры в сравнении с православной, сообщает о богах, которые «дают ловлю все елико … белки или соболи, или куницы, или рыси и прочаа ловля наша»³².

Известно, что истребление соболя вызвало коммутацию ренты, которая с XV в. с территории Перми стала взиматься в денежной форме. Однако сведения письменных источников, как арабоперсидских, пермских и западноевропейских позволяют уверенно отодвинуть западную границу обитания соболя. В конце XIX – начале XX в. в бассейне р. Вятки исчезли, обитавшие доселе млекопитающие выхухоль, соболь, бобр, горностай, а также белка. Соболь пришёл в бассейн Вятки из Сибири в связи с распространением тёмнохвойной тайги. Кстати, наиболее ценные породы белки обыкновенной также обитают в Сибири. Добавим, что на Пижме, правом притоке Вятки, имеется населённый пункт под названием «Соболи»³³. Все это позволяет отодвинуть западную границу промыслового значения соболя до р. Ветлуга и Северная Двина.

Выяснение ареала промыслового значения соболя позволяет уточнить историческую экологию данного зверька и пушной фауны в целом. Представляется, что потенциал добычи пушных зверей в средневековье может быть уточнён с помощью ретроспекции современных данных.

Ретроспективные исследования экологов, данные топонимии, а также арабо-персидские, русские и западноевропейские письменные источники позволили отодвинуть исторический ареал обитания соболя, имеющий промысловое значение, до р. Ветлуга и Северной Двины. Наиболее качественный сорт собольего меха добывался на территории занятой народом Йюра – Югра – Уфа, которую следует связывать со Средним Приобьем. Локализация Перми и Вису позволяет более уверенно локализовать Йюру – Угру как Приобье. Анализ топографии археологических находок, среди которых отметим ювелирные изделия булгарского производства, изделия византийских, восточных и булгарских торевтов, а также находки боевого наступательного вооружения в среднем Обь-Иртышье, позволяют уверенно очертить южную и северные границы страны Уфа – Йюра – между 54° с. ш. и Северным полярным кругом. Именно с данной территории шли самые лучшие сорта собольего меха.

Новгород вывозил мех через устье Печоры, Сев. Двину, Онегу и Ладогу в Прибалтику и Западную Европу и получал большие доходы. Доходность булгарской торговли соболем была аналогичной. В Индию пушнина поступала через Булгар – Ургенч и Центральную Азию.

Йюра – Югра – Угра была богатой страной, известной арабам с X в., и с XI в. являвшейся податной территорией Новгородской республики. Население, в случае превышения полномочий сборщиками даней, оказывало как пассивное сопротивление, растворяясь в бескрайних просторах тайги, так и прямое вооружённое противодействие. Решительное наступление московских великих князей на новгородские податные территории на Северо-Востоке Европы в XIV в., всё более вытесняло новгородцев на Югру, побуждая их конкурировать с булгарскими купцами. Такое положение делало Югру для Новгорода самой значимой территорией внешнего пояса его колоний.

 

Примечания

 

¹ Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV–ХV вв. М., 1963. С. 51. Примеч. 19; Сыроечковский В. Е. Гости-сурожане. М. ; Л., 1955. С. 61.

² Аристов Н. Я. Промышленность Древней Руси. СПб., 1866. С. 3–5.

³ Хорошкевич А. Л. Указ. соч. С. 63–64.

⁴ Соболь, куница, харза. М., 1973. С. 24–26, 53. Рис. 11.

⁵ Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг. Харьков, 1956. С. 138, 140.

⁶ Заходер Б. Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Горган и Поволжье в IX–X вв. М., 1962. Т. I. С. 114–115; Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 128.

⁷ Рашид Ад-Дин. Переписка. М., 1971. С. 280; Низами Гянджеви. Искендер-намэ. Баку, 1983. С. 326, 313; Franklin S., Shepard J. The Emergenze of Rus. Lnd. N.Y., 1996. р. 64.

⁸ Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131–1153 гг.). М., 1971. С. 33. (Мясо соболя в пищу не употребляется).

⁹ Федорова Н. В. Золотоордынская торевтика в Приобье // Исследования по средневековой археологии лесной полосы Восточной Европы : сб. статей. Ижевск, 1991. С. 202–203; Малоземова О. В. Торговля Руси с «Югрой и Самоядью»: исторические мифы и археологическая реальность // Россия и Восток: археология и этническая история. Омск, 1997. С. 80–84.

¹⁰ Дж. Мартин, используя сведения Бируни, пишет, что путь из Волжской Булгарии до страны Йюра занимал 32 дня. См.: Martin J. Treasure of the Land Darkness. The Fur Trade Its Significance for Medieval Russia. Cambridge, 1986. р. 21; Федорова Н. В. Культурные связи // Угорское наследие. Екатеринбург, 1994. С. 66. О сайгановских и сургутскихе находках булгарских торевтов в Приобье см.: Федорова Н. В. Золотоордынская торевтика в Приобье. С. 193–203.

¹¹ Bauer N. Die Silber- und Goldbarren des russischen Mittellaltters: eine archäologische Studie // Numismatische Zeitschrift. Bd. 64. Wein. 1931. C. 71. № 145 ; Федоров-Давыдов Г. А. Клады джучидских монет. Основные периоды развития денежного обращения в Золотой Орде // Нумизматика и эпиграфика. 1960. Т. 1. С. 153. № 127; Адамов А. А. Археологические памятники города Тобольска и его окрестностей. Тобольск ; Омск, 2000. С. 63; Янюшкина (Глазунова) Е. В. Рубль XIV–XV вв. // Нумизматика на рубеже веков : нумизмат. сб. 2001. Ч. XV. С. 139. № 42.

¹² Молодин В. И. Находка меча из Западной Сибири // Известия Сибирского отделения АН СССР. 1976. № 11. С. 125–127.

¹³ Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб., 1884. Т. 1 : Извлечения из сочинений арабских. С. 297–298. Впрочем, сам Батута туда ехать отказался ввиду «больших хлопот» и «малой пользы». «Страна Мрака» («Darkness») топографически не совпадает с Печорой, как иногда пишут в литературе. См.: IBN Battuta. Travels in and Africa 1325–1354. Lnd., 1929, р. 150.

¹⁴ Bauer N. Ор. Cit. C. 91. № 204; Ильин А. А. Топография кладов серебряных и золотых слитков // Труды нумизматической комиссии. 1. Петроград, 1921. С. 399. № 164; Сотникова М. П., Спасский И. Г. Русские клады слитков и монет в Эрмитаже // Русская нумизматика XI–XX вв. : материалы и исследования. Л., 1979. С. 60. № 48.

¹⁵ Головнев А. В. Историческая типология хозяйства народов Северо-Западной Сибири. Новосибирск, 1993. С. 57–58; Финно-угры Поволжья и Приуралья в средние века. Ижевск, 1999. С. 195.

¹⁶ См.: Историческая экология и историческая демография. М., 2003. С. 6, 7, 13, 21, 36.

¹⁷ Янин В. Л., Зализняк А. А. Из раскопок 1990–1996 гг. М., 2000. С. 21–25. Перевод: От Саввы поклон братьям и дружине. Оставили меня люди, да остаток дани приказал собрать им до осени, а по первопутку послать и убыть прочь. И заставил их Захар сказав: «Не давайте Савве ни одного песца в любом случае. Сам виноват в этом…».

¹⁸ Точно также Янин по существу контаминирует участника событий 1193 г. по надписи на гурте печати в Белозерской находке, где написано «Ядрей писал», что может быть простым ономастическим совпадением, хотя значение самой находки на Волоке отрицать нельзя. См.: Янин В. Л., Гайдуков П. Г. «Ядрей писал» // Нумизматика. 2004. № 5. С. 12–13.

¹⁹ Заходер Б. Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., 1967. Т. 2 : Булгары, мадьяры, народы Севера, печенеги, русы, славяне. С. 92. До истоков Сев. Двины булгарские купцы, как показала Дж. Мартин, используя сообщения Бируни, добирались по маршруту Волга-Унжа-Юг. См.: Martin J. Op. cit. р. 22. Мог использоваться и иной вариант: Кама-Вятка-Молома-Юг.

²⁰ Герберштейн С. Указ. соч. С. 161.

²¹ Федорова Н. В. Призраки и реальность ямальской археологии // Российская археология. 2002. № 2. С. 99–109; Головнев А. В. Указ. соч. С. 55, 194; Соболь, куница, харза. С. 24–26, 53. Рис. 11; Монахов В. Г. Соболь Урала, Приобья и Енисейской Сибири. Екатеринбург, 1995. С. 23; А. Л. Монгайт приводит цитату из книги Р. Хёнинга «Неведомые земли», отсутствующую у В. Г. Тизенгаузена: «За Югрой живет на берегу морском народ, пребывающий в крайнем невежестве. Они часто ходят в море». См.: Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати… С. 104–105. Примеч. 76.

²² Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 80. События, изложенные в Новгородской первой летописи как старшего, так и младшего изводов под 6701 г. нуждаются в самостоятельном изучении; в историографии, как правило, использовалось лишь описание событий, связанных с процессом расширения новгородской податной территории.

²³ Данное известие в Новгородской летописи находится в самом конце этой летописи младшего извода, изучение которой не позволяет утверждать об обыденности описанных в ней событий. Скорее всего, рассматриваемый поход призван был предотвратить последовавший финансовый кризис, приходящийся на конец 1446 года. По этому поводу В. И. Маевский заметил, что в эпоху монометаллизма «финансовые катастрофы всего лишь краткие, хотя и болезненные эпизоды в истории экономического развития». См.: Маевский В. И. Статистика роста, деньги и эволюционная теория. М., 2006. С. 15–16; Насонов А. Н. «Русская земля». С. 111; Фроянов И. Я. Рабство и даничество у восточных славян. СПб., 1996. С. 274.

²⁴ Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях: междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX–XII веков. М., 2001. С. 189.

²⁵ Fennell J. L. I. Тhe Emergence of Moscow, 1304–1359. Lnd., 1968. р. 101; Горский А. А. Москва и Орда. М., 2005. С. 55.

²⁶ Полное собрание русских летописей. Т. 6, вып. 1. Стб. 436; Т. 15, вып. 1. Стб. 81.

²⁷ Джанполадян Р. М., Кирпичников А. Н. Средневековая сабля с армянской надписью, найденная в Приполярном Урале // Эпиграфика Востока. Л., 1972. Т. 21. С. 528–533; Заходер Б. Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. 2. С. 65; Хорошкевич А. Л. Указ. соч. С. 269. Примеч. 22; Новосельцев А. П. Восточные и западные источники о Древнерусском государстве // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 399; Сокровища Приобья. СПб., 1996. С. 10–11; Федорова Н. В. Культурные связи. С. 64–66.

²⁸ Каштанов С. М. Внутренняя торговля и спрос крупных землевладельцев на предметы потребления в XIV–XV веках // История СССР. 1977. № 1. С. 154.

²⁹ На примере Перми Вычегодской, которая в источниках как самостоятельная административная территория известна с конца XV в., И. Л Жеребцов показал динамику развития отдельной территории как субъекта административно-территориального деления. См.: Жеребцов И. Л. Коми край в системе административно-территориального деления России конец XV в. – начало XX века. Сыктывкар, 1993. С. 3–20.

³⁰ Герберштейн С. Указ. соч. С. 156–161; Spuler B. Central Asia From the Sixteenth Century to the Russian Conquests // The Cambridge History of Islam. Cambridge, 1970. Vol. 1 : The Central Islamic Lands. р. 470–471.

³¹ Ясински М. Э., Овсянников О. В. Пустозерск. Русский город в Арктике. СПб., 2003. С. 112–113.

³² Житие Стефана епископа Пермского, написанное Епифанием Премудрым. СПб., 1897. С. 47.

³³ Соловьев А. Н., Сотников В. Н. Млекопитающие // Энциклопедия земли Вятской. Киров, 1997. Т. 7 : Природа. С. 459–460.

 

Вопросы истории. 2006. № 11. С. 124–130.

 

Поход ушкуйников 1374 г. и основание города Вятки-Хлынова

 

Заметным явлением в развитии экономики и торговли Северо-Восточной Руси и ее взаимоотношений с Новгородской республикой были новгородские ушкуйники. В 1360–1390 гг. они стали заметной силой на волжском пути, наносив ущерб волжской торговле. В. Н. Вернадский и Л. В. Черепнин связывали изменение маршрутов ушкуйников с успехами волжской торговли¹ в которой Булгар и Нижний Новгород² в XIV в. были главными посредниками как булгарских, так и московских купцов. В литературе неоднократно подчеркивалось, что волжские походы ушкуйников возглавлялись новгородскими боярами³ и посадниками⁴.

Ряд походов пришлись на периоды острых потрясений в Северо-Восточной Руси (в 1340, 1371, 1374, 1375, 1386 годах). В историографии утвердилось мнение, что 1374 г. был переломным в отношениях между Северо-Восточной Русью и Ордой: Дмитрий Иванович открыто порвал с Мамаем, формальным же поводом послужило требование Орды «выплатить выход». Рогожский летописец констатировал факт разрыва отношений «А князю великому Дмитрию Ивановичу бысть розмирие съ Тотары и съ Мамаем»⁵.

По мнению А. А. Горского, прекращение вассальной зависимости Руси от Орды произошло, начиная с 1374 г., когда Дмитрий Иванович решил не соблюдать вассальных отношений. Мамай пытался восстановить власть над Москвой⁶, но к этому времени стало ясно, что Мамай уже упустил время, а Москва использовала возможности укрепить своё лидирующее положение в Северо-Восточной Руси.

В начале 1374 г. на съезде в Переяславле обсуждались совместные действия, в том числе и против Орды, и в частности список городов, участвующих в выплате ордынского выхода⁷. Дмитрий Иванович договорился с рязанским князем Олегом о совместной обороне. Весной 1374 г. нижегородцы [остановили] «руками яша» (голыми руками) полторы тысячи татар во главе с Сарайкой, направленных Мамаем в устье Оки⁸. В числе других оборонительных мер отмечалась закладка двоюродным братом Дмитрия Ивановича Владимиром Андреевичем дубового града Серпухова людям «…ту жити хотящимъ, подасть много волю и лготу»⁹. Сообщения летописей перемежались известиями о походе новгородских ушкуйников, детали которого будут разобраны ниже. Еще А. А. Спицын и за ним кировский историк А. В. Эммаусский объединили походы 1374 и 1375 гг. как сходные по типу¹⁰. Обращает на себя внимание, что этими походами ушкуйники пытались достичь своих объектов, спускаясь не по Волге, а заходя с тыла или с фланга в 1375 г. (по р. Костроме), а также и то, что в 1374 г. ушкуйники, ограбившие булгар, разделились: одни пошли к Ветлуге, а другая часть спустилась вниз по Волге к Сараю¹¹. Причём перед отходом первая группа ушкуйников уничтожила – «иссекоша» всё – и не только свои плавсредства, явно опасаясь погони. Можно предположить, что готовясь к столкновению с Мамаем, Дмитрий Иванович не упустил из виду и роль ушкуйников, поставив их заслон на пути к Нижнему Новгороду и Костроме.

Новгородские летописи умалчивают о походе 1374 г., как в суздальско-нижегородских, так и устюжских летописаниях. Не упоминается о нём и в «Сказании о вятчанах» из «Анатольевского сборника», недавно введённом в научный оборот американским историком Д. К. Уо, о походе же следующего 1375 г. упоминается кратко¹². И только в Лаврентьевско-Троицкой группе летописей поход 1374 г. был выделен в самостоятельное событие, при этом не все эти летописи являлись «промосковскими» В частности известно, что Рогожская и Троицкая летописи в промежутке 6836–6882 (1324–1374) гг. совпадают, а протограф Рогожской летописи, Тверского сборника и Музейного фрагмента с 1313–1375 гг. был официальным сводом тверских князей с 1324 по 1374 годы. Рогожский летописец соединяет известия, содержащиеся в Троицкой летописи, с тверскими и до 1375 г. «значительно превышая Сим(еоновскую) и Тр(оицкую)»¹³.

Рассматривая движение ушкуйников, Черепнин и Вернадский зафиксировали упоминание о походе 1374 г. соответственно в шести и девяти общерусских летописях¹⁴, причём Вернадским в примечании было отмечено, что в ряде летописей имелись вариации или повторялись другие летописи – Воскресенскую, Никоновскую и Троицкую, основным же Вернадский считал Московский летописный свод конца XV века. А. В. Эммаусский пересказал события похода ушкуйников 1374 г., опираясь на сохранившуюся Троицкую летопись¹⁵. Это было шагом вперёд по сравнению П. Н. Лупповым¹⁶, описавшем поход 1374 г. по поздней Воскресенской летописи.

Использование Троицкой летописи для реконструкции событий 1374 г. как наиболее ранней записи, в которой события записывались с лагом в 15 лет, что в общем-то было оправданно¹⁷, тем более, что данная летопись являлась первым общерусским митрополичим сводом, составленным Киприаном в 1408 (1409) годы¹⁸. Однако надо принять во внимание и то, что ещё Приселков, реконструировавший Троицкую летопись, подчеркивал её сходство с Симеоновской, что подтвердилось и новейшими исследованиями¹⁹. Представляется целесообразным использовать сообщения Симеоновской летописи о походе 1374 г. в качестве основного источника (учитывая при этом, что данное известие могло содержаться и в Троицкой летописи²⁰, а также и разночтения, встречающиеся в летописях). У летописей даже московского круга были разные протографы.

Сравнивая запись о походе 1374 г. по реконструкции М. Д. Приселкова и запись в Симеоновской летописи, нетрудно обнаружить почти полное текстуальное совпадение. Продолжая сопоставления летописных известий, в поисках аналогий Симеоновской летописи, мы обнаруживаем совпадение данной записи с Рогожским летописцем. Поскольку эта летопись является первым сводом неофициального митрополичьего летописания, составлявшемся в середине XV в.²¹, её можно считать самой ранней из всех сохранившихся записей о походе ушкуйников 1374 года.

В монографии, посвящённой Рогожскому летописцу, Л. Л. Муравьева вслед за А. А. Шахматовым и М. Д. Приселковым обращает внимание на то, что период 1327 по 1375 гг. летописец передаёт по московскому источнику, сочетая его с тверскими известиями. Симеоновская и Рогожская летописи имеют, вероятно, общий протограф²², что очень близко к точке зрения Я. С. Лурье и Г. М. Прохорова, писавшим о совпадении основного текста Рогогожского летописца и Тверского сборника за 6793–6883 (1285–1375) гг. – в первом кашинско-тверские события находятся «в избытке», что позволяет предположить, что в основе Рогожского летописца была Тверская летопись²³. Впрочем, в Тверском сборнике запись о походе ушкуйников отсутствует.

Прежде чем изложить события похода 1374 г. в ракурсе рассматриваемой нами темы, обратимся к вятскому летописанию, известному, в лучшем случае, по спискам конца XVII в., что вслед за А. А. Спицыным утверждает В. В. Низов²⁴. Вятское летописание осуществлялось в г. Хлынове, а также в г. Слободском²⁵, обогатившемся в последнее время благодаря находке Д. К. Уо новой оригинальной летописи.

До открытия «Анатольевского сборника» в библиотеке им. А. Навои в Ташкенте, наши знания по истории вятского летописания зиждились в основном на исследованиях «Повести о стране Вятской»²⁶. В работе, посвящённой этому памятнику, А. А. Спицын впервые сопоставил её с Юферевским временником (вятская летопись), предположив при этом, что известия «Повести о стране Вятской» взяты из последнего, «если, конечно, не извлечены из общего источника». Подводя итог своему анализу вятского летописания, Спицын писал: «Памятник этот мы лучше поймем тогда, когда хорошо ознакомимся с составом других местных летописей, когда будут собраны сведения об исторических исследования, предпринятых в Вятке по инициа­тиве владыки Ионы»²⁷.

С введением в научный оборот «Сказания о вятчанех како откуда приидоша на Вятку…» из ташкентского сборника, появилась возможность выстроить таксономический ряд вятского летописания, предложенный Д. К. Уо: «Сказания о вятчанех…» – «Юферевский временник» – «Повесть о стране Вятской», который выглядит достаточно обоснованным. Составитель «Повести о стране Вятской», которая замыкает вслед за «Сказаниями о вятчанах» и «Юферевском временнике» историю вятского летописания, вятский книжник Семен Попов использовал и русский Пролог. «В русском Прологе помещены несколько текстов о Борисе и Глебе», – говорится в «Словаре книжников и книжности Древней Руси». Здесь же сообщается, что паримийное чтение в литургиях конца XI – начала XII в. «пользовалось большой популярностью у древнерусских писателей: заимствования из него имеются в «Повести о житии Александра Невского»²⁸. Публикатор «Сказания о вятчанах» обращает внимание, что вставка об Александре Невском, помолившемся перед битвой на Неве страстотерпцам Борису и Глебу, не является хронологическим признаком. Нам до сих пор неизвестно, когда составлялась статья под 1181 годом. В этой связи аргумент о военном культе ушкуйников в пользу Бориса и Глеба не может быть использован для оправдания последних в 1374 г., когда новгородцы 24 июля взяли Болванский городок. Впрочем, ещё и Н. М. Карамзин полагал, что, содержащаяся в «Повести о стране Вятской» информация не является оригинальной, и, естественно, не предпринимал попытки соединить сообщения в этой «Повести» под 1174 г. с известиями Троицкой летописи под 1374 годом²⁹. Наконец, статья, под 1374 г. в тексте «Анатольевского сборника», отсутствует. Одновременно заметим, что под 6884 (1376) г. с запозданием на год, что вряд ли случайно, помещена краткая запись о походе ушкуйников в 1375 г., вне связи с вятскими событиями³⁰.

Наибольший интерес приобретает известие под 6689 (1181) г., которое как в «Повести о стране Вятской», так и в «Сказании о вятчанах» смешиваются со сведениями, носящими легендарный характер, что не отрицает и Д. К. Уо. Можно заключить, что упомянутые письменные источники уступают по информативной ценности археологическим. Типология и топография русских поселений в бассейне р. Вятки прямо свидетельствуют об единовременном заселении этого микрорайона, что сопровождалось мощным миграционным импульсом³¹. Само заселение носило характер военной интервенции. Булгароведы связывают этот процесс с городищем Джуке-Тау – летописным Жукотином, известным нам в частности по походам ушкуйников в 1360 и 1366 годах. На этом памятнике, раскопки которого продолжаются, имеются значительные русские культурные напластования³².

Рассмотрев источники, относящиеся к периоду до 1374 г., попробуем пройти маршрутом ушкуйников в том году, опираясь на Рогожскую и Симеоновскую летописи. Выйдя из Новгорода (Львовская летопись содержит уникальное добавление: «ноугородцевъ») в конце весны или начале лета 1374 г., как пишет В. В. Низов³³, ушкуйники не смогли прорваться на волжские просторы, поскольку этот путь был им перекрыт. Поэтому они были вынуждены отправиться, скорее всего, через Старую Ладогу, то есть кружным путём выйти на Сухону и по ней спуститься до Устюга. Очевидно опасаясь за свой тыл, они не стали грабить Устюг. «Того же лета идоша на низъ Вяткою оушкуини ци, совъкупишася 90 оушкуев, и Вятку пограбиша и шедши взяша Болъгары и хотеша зажещи и взяша откупа 300 рублевъ. И отътуду разделишася на двое: 50 оушкуевъ поидоша по Волзе на низь къ Сараю, а 40 ушкоевъ поидоша вверхъ по Волзе и, дошедше до Обухова, пограбиша все за-Сурие и Маркваш, и, переехавши за Волгу, лодьи, поромы и насады и павозки, и стругы, и прочаа вся ссуды пасекоша, а сами поидоша къ Вятце по сухому на конех и идучи много селъ по Ветлузе пограбиша»³⁴.

Вернадский, и вслед за ним Эммаусский, проводя запись о данном походе ушкуйников, отмечают также сведения, имеющееся в Ермолинской летописи в отношении числа ушкуев. «Того же лета 200 ушкюевъ разбоиниковъ пограбиша Вятку, и Болъгары взаша, и хотиша градъ зажещи; и даша съ него окуп 300 рублевъ. И оттоле идоша 50 укшуевъ къ Сараю, а 40 въверхъ по Волзе, пограбиша все Засурье, изсекъ суды, и поидоша на конехъ к Вятке и Ветлугу пограбиша»³⁵. Число «200», как видно из суммы разделившихся ушкуев, было по-видимому, опиской переписчика.

Согласно отступлению в Львовской летописи, поход начали новгородцы и из Новгорода. Чётких указаний о пункте окончания похода общерусские летописи не содержат. Значит ушкуйники прибыли в Устюг кружным путем, прошли мимо него и спустившись по реке Моломе, стали грабить русские же города в вятском поречье в том числе и Шабалинское и Ковровское городища. Сделав небольшой крюк, ушкуйники, что для них не составляло большого труда, ограбили город Вятку (впрочем, возможно, этот город они вообще миновали). Спускаясь вниз по р. Вятка, разбойники очевидно не обошли вниманием и городище в современном Котельниче и другие города ниже по Вятке, в том числе и Пижемское. Это может скрываться за кратким упоминанием – «и Вятку пограбиша». Нельзя упустить и сообщение летописи: «идоша на низъ Вяткою», то есть указан маршрут похода.

Спустившись по Вятке на Каму, ушкуйники «шедше взяша Болъгары», то есть «с ходу» (Никоновская летопись добавляет после слова «Болгары» – «глаголемая Казанцы», затем, угрожая поджечь этот город («хотиша зажещи»), они получили 300 руб. «откупа», хотя в это время Волжская Булгария реальной угрозы для русских, а конкретно для Нижегородского княжества не представляла. Трудно сказать, чем вызвана такая сумма «откупа», во всяком случае, ушкуйники руководствовались отнюдь не демографическим фактором. Но, если подойти к данному вопросу с макроэкономической точки зрения, то надо учесть факт, упомянутый Л. В. Черепниным и Б. А. Рыбаковым³⁶, что в 1376 г., то есть уже через два года, в результате похода на Волжскую Булгарию московско-нижегородских ратей сумма «откупа» составила 5 тыс. руб., что вполне сопоставимо с суммами подобных контрибуцией того времени³⁷. «Откуп» ушкуйникам был выплачен, естественно, слитками серебра – около 200 г каждый, то есть 60 килограммами.

А. Г. Мухамадиев показал, что древний Булгар переживал в 70-х гг. XIV в. упадок и эмир Хасан в 1380-е годы основывает новый Булгар, получивший официальное название, согласно монетным легендам «Булгар ал-Джедид», то есть Казань, с чем согласен и А. Х. Халиков, отметивший, что с конца XIV в. Булгар упоминается в летописях под названием Казань. Естественно предположить, что в 1374 г. ушкуйники «взяша Болъгары» – г. Казань и, таким образом, в 1376 г. русские войска штурмовали Казань³⁸.

Попытаемся установить, сколько человек участвовало в походе. Вслед за А. С. Хорошевым обратимся к данным о походе 1375 года. Известно, что разбойники воспользовались в 1374 г. 90 ушкуями. В походе 1375 г. участвовало 2000 человек на 70 ушкуях. Значит, ушкуй брал 28–29 человек «с оружием и припасами». Однотипность транспортных средств в обоих походах позволяет предположить и одинаковую грузоподъёмность. Число участников похода 1374 г. не могло превысить 2572 человека. На каждого ушкуйника приходилось в среднем 0,12 руб. «откупа». Уже располагая твердой валютой, ушкуйники разделились. «И отътуду», продолжает Рогожская летопись, то есть сразу после получения и раздела «откупа», — «разделишася на двое». Причины этого видятся в том, что путь вверх по Волге на Нижний Новгород, первый крупный русский город на Великом волжском пути был им закрыт. «50 оушкуевъ поидоша по Волзе на низь къ Сараю», то есть приблизительно 1429 человек, и их судьба летописца больше не интересует. «А 40 ушкоевъ…», – в количестве 1142 человек – «…поидоша вверхъ по Волзе, и дошедше до Обухова, пограбиша все за-Сурие и Маркваш» (Засурье – в Ермолиновой летописи). Ещё А. А. Спицын локализовал этот «фронт» ушкуйников между речкой Обуховкой и рекой Сурой – земли, частично входившие в состав Нижегородского княжества, где в 1372 г. Борис Константинович, князь суздальско-нижегородский, основал город-крепость Курмыш, а начиная с последней четверти XIV в. этот населённый пункт, а вслед за ним и город Вятка стали фигурировать в «Списке всех русских городов». Ни русский форпост Курмыш на Суре, ни булгарский город Кирман, что в устье Свияги, ушкуйники грабить не стали. Действия Мамая, ограбившего соседнее Запьяне в следующем 1375 г., мало чем отличались от грабежей ушкуйников. Далее Маркваша ушкуйники вверх по Волге подниматься не стали. Напомним, что перед известием о данном походе, рассматриваемые нами летописи вторым событием этого года ставили сообщение о лёгкой победе нижегородцев над татарами, которых «руками яша» (голыми руками) численностью 1000 или 1500 человек во главе с Сарайкой³⁹.

Переправившись на левый берег Волги, ушкуйники «лодьи, поромы и насады, павозки и струги и прочаа вся ссуды пасекоша». Перечень основных видов плавсредств интересен и с точки зрения дальнейшего изучения рассматриваемого похода (в других летописях речь идёт только о судах). Предположить, что ушкуйники имели в своём распоряжении перечисленные суда не представляется возможным, так как они имели разную грузоподъёмность и скорость передвижения. Напрашивается вывод, что речные пираты «пасекоша» – «пожгоша» не только свои суда, но и, видимо, плавсредства застигнутого ими врасплох купеческого каравана. «А сами (!) поидоша (пока слова «к Вятце» опустим) по сухому на конех». Уничтожение судов и изменение способа передвижения свидетельствуют о вполне осязаемой опасности, которая грозила ушкуйникам со стороны Нижнего Новгорода⁴⁰. А слова же «к Вятце» указывали не только направление движения ушкуйников, но и позволяют предположить наличие у них продуманного варианта отступления, то есть вынужденный выбор места завершения похода.

Новгородцы в 1398 г. получили контрибуцию с Двинской земли в размере 3000 лошадей. Ещё раньше, согласно Жалованной грамоте Ивана Калиты, печорским сокольникам Жиле с ватагой, великим князем было отмечено: «…хто стражет на готовых конех…» На Средней Волге, в не столь лесной зоне, заполучить табун лошадей в 1200 голов особой сложности не составляло⁴¹.

Известие о походе 1374 г. заканчивается словами: «идучи много селъ по Ветлузе пограбиша». Здесь они, как пишет К. А. Аверьянов, разрушили г. Хлынов. Где рассеялись ушкуйники, это остаётся за рамками летописного известия под 6882 (1374) года. Косвенно на это указывает источник «к Вятце». Таким образом, отряд численностью до 1150 ушкуйников, не имея возможности для отступления, прибыл на Вятку и, согласно Я. Я. Фризу и В. В. Низову, «в пермской провинции населившись построили город Хлынов». Это событие могло произойти не позднее сентября месяца, поскольку 17 сентября (согласно ряду летописей) умер последний тысяцкий Василий Васильевич Вельяминович⁴².

Ушкуйники разделили и деньги булгарского откупа. Деньги эти были потрачены вне Вятки (где денежного рынка не было), конкретно на Устюге, Волжской Булгарии или, в крайнем случае, Чепце, хотя какая-то часть денег (серебряных слитков) могла быть просто утеряна ушкуйниками.

А. В. Эммаусский считал, что ушкуйники в 1374 г. вернулись в Вятку, поскольку этот город фигурирует в Списке «А се имена всим градом Рускымъ, дальним и ближним»⁴³, но историк не обратил внимание на работу Б. А. Рыбакова, где разобраны три общерусских списка городов, составлявшихся практически синхронно в конце XIV века⁴⁴. Рассмотрим применительно к локальной исторической географии эти списки. В 1387–1395 гг. на Руси бассейн р. Вятка с городом Вяткой относился к русским территориям. Эта территория не была подчинена Тимуром. Вятчане, жившие по контексту источника на берегах р. Вятки, отнесены Епифанием Премудрым к числу иноязычных, что не может служить аргументом в пользу того, что они не являлись русскими, хотя население здесь очевидно было смешанным. Вятская историография относит термин «вятчане» к русскому населению, а термин вятичи к автохтонному финноязыному населению. Таким образом, вятчане из «этнографического» списка и город Вятка из Списка городов русских это этно- и топонимы Пермской земли, и, что важно, земель, тяготеющих к Устюгу, где проходила миссионерская деятельность Стефана Пермского, известная нам по «Житию…», составленному Епифанием Премудрым. Заметим, что науке известно о пребывании Стефана Пермского в феврале 1396 г. в городке Слободском, что на верхней Вятке, который он посетил, направляясь в Москву⁴⁵.

А. В. Эммаусский обратил внимание, что в числе залесских городов фи­гурировала Вятка, однако не попытался высказать своё отношение к этому определению. Б. А. Рыбаков и М. Н. Тихомиров писали, что Список городов в части залесских составлялся на Киевщине или Волыни, «для которых и Москва и Новгород всегда были Залесской землей», эта «территория к северу от обширных брянских лесов для жителей южной Руси всегда была залесской»⁴⁶. А. В. Подосинов вслед за Рыбаковым не считает Список дорожником. По его мнению, Список составлялся смолянином или в Смоленске⁴⁷.

По мнению В. Л. Янина, «наиболее ранней датой составления «Списков городов русских» можно признать 1375 г.» но не позже 1381 г., а в 1330–1340-х годах он только редактировался⁴⁸. К. А. Аверьянов предположил, что «Список» составлялся Дмитрием Ивановичем как раскладка ордынской дани и был принят на переяславском съезде русских князей в 1374 году⁴⁹.

Таким образом, в центре Руси города на средней Вятке под названием Хлынов не знали. Появление этого названия отмечается в провинциальном летописании конца XVII – начала XVIII вв., в том числе в «Анатольевском сборнике», когда Вятка уже называлась Хлыновым. Можно предположить, учитывая этимологию данного слова⁵⁰, что переименование города Вятки имело локальное значение, то есть «оба названия использовались параллельно с начала возникновения города»⁵¹ в конце XIV в. – первой половине XV века. Остаётся лишь резюмировать, что удревление даты составления трёх названных здесь Списков отражало состояние географических знаний на Руси и в середине XIV в., когда русский город Вятка, самый восточный из всех русских городов в первой половине XV в. так и назывался.

Археологические материалы свидетельствуют о более раннем, нежели в XIV в., славяно-русском заселении средней Вятки. Все древнерусские города на средней Вятке расположены на небольшом пространстве вятского поречья и образуют устойчивую, замкнутую группу поселений, представляющую самодостаточную военно-оборонительную систему. Именно сюда, на среднюю Вятку бежала часть русского населения Заволжья, спасаясь от монгольского нашествия, что документируется кладом типично русских вещей XII–XIII вв., приобретённых И. Е. Забелиным, происходящим из Вятской губернии⁵², что, впрочем, нуждается в отдельной разработке.

Новгородские ушкуйники появились на Волге в условиях резкого снижения поставок серебра с Запада, в связи с сокращением добычи его в горах Центральной Европы. Поход 1374 г. пришёлся на неудобное для Дмитрия Ивановича время. Участники этого, как и следующего 1375 г. похода, не вернулись в Новгород, этому помешали правительственные заслоны на их пути. Реконструкция самого похода, известного по девяти общерусским летописям, возможна по Рогожской и Симеоновской летописям, наиболее ранним и полным. Ушкуйники вынуждены были вернуться в разграбленную ими Вятку и, скорее всего, основали здесь новый город. Русский город Вятка, являвшийся центром славяно-русской колонии на вятском поречье с конца XII в. и расположенный среди финно-пермского населения, и в начале XV в. на Руси так и назывался.

 

Примечания

 

¹ Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в ХV в. М. ; Л., 1951. С. 46; Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV–XV вв. М., 1960. С. 390–391.

² Кучкин В. А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII–XIV вв. // Польша и Русь. Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII–XV вв. М., 1974. С. 234–260; Лимонов Ю. А. Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории. М., 1987. С. 188; Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 377–378.

³ Новгородская первая летопись (НПЛ). С. 369.

⁴ Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 191, 212, 214.

⁵ Егоров В. Л. Золотая Орда перед Куликовской битвой // Куликовская битва. М., 1980. С. 206–207; Кучкин В. А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой // Там же. С. 94–95; Кирпичников А. Н. Факты, гипотезы и заблуждения в изучении русской военной истории XIII–XIV в. // Древнейшие государства на территории СССР, 1984 год. М., 1985. С. 232; Горский А. А. Москва и Орда. М., 2005. С. 88–96; Прохоров Г. М. Центрально-русское летописание второй половины XIV в. : (анализ Рогожской летописи и общие соображения) // Вспомогательные исторические дисциплины. 1978. Т. 10. С. 170; Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 15, вып. 1. С. 106.

⁶ Горский А. А.: 1) Московско-ордынский конфликт начала 80-х годов XIV в.: причины, особенности, результаты // Отечественная история (ОИ). 1998. № 4. С. 16; 2) Москва и Орда. С. 89; 3) О времени и обстоятельствах освобождения Москвы от власти Орды // Вопросы истории (ВИ). 1997. № 5. С. 23.

⁷ Горский А. А. Москва и Орда. С. 90 ; Аверьянов К. А. Купли Ивана Калиты. М., 2001. С. 183–184.

⁸ В Троицкой летописи говорится о 1000 человек. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 106; Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М. ; Л., 1950. С. 386.

⁹ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 106.

¹⁰ Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. Вятка, 1883. С. 14, (переизд. Киров, 1993. С. 12); Эммаусский А. В. К вопросу о времени основания города Вятки. Киров, 1971.

¹¹ Симеоновская летопись // ПСРЛ. Т. 18. Стб. 114.

¹² Уо Д. К.: 1) «Анатольевекий сборник» и проблемы вятского летописания // Шведы и Русский Север. Историко-культурные связи. Киров, 1997. С. 348–354; 2) К истории вятского летописания // In memorian : сб. статей памяти Я. С. Лурье. СПб., 1997. С. 313 и след.

¹³ Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. М., 1976. С. 37, 49, 52–53; Прохоров Г. М. Указ. соч. С. 169.

¹⁴ Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 395; Вернадский В. Н. Указ. соч. С. 42. Примеч. 27.

¹⁵ Эммаусский А. В. Указ. соч.

¹⁶ Луппов П. Н. История города Вятки. Киров, 1958. С. 51.

¹⁷ Эммаусский А. В. Указ. соч. С. 8.

¹⁸ В реконструкции известия о походе 1374 г. М. Д. Приселков не мог опираться на выписки Н. М. Карамзина и других современных ему историков, у Приселкова это событие было записано по Троицкой летописи в Московском летописном своде конца XV в. (Приселков М. Д. Указ. соч. С. 377. Примеч. 4) и набрано в связи с этим мелким шрифтом. В. В. Низов недавно отметил, что следует различать шрифты реконструируемой Троицкой летописи – мелкий и крупный. Последний был отнесён к её оригиналу. (Низов В. В. Слободской список «Повести о стране Вятской» // Слободской и слобожане : материалы III науч.-практ. конф. Слободской, 1998. С. 3–9). Поход же 1374 г. набран в издании Приселкова мелким шрифтом.

¹⁹ Муравьева Л. Л. Московское летописание второй половины XIV – начала XV вв. М., 1991. С. 72–75.

²⁰ Н. М. Карамзин, работая с Троицкой летописью, не сделал выписок о походе ушкуйников 1374 г., вероятно не считая его влияющим на развитие событий.

²¹ Прохоров Б. М. Указ. соч. С. 159; Клосс Б. М. Предисловие // ПСРЛ. М., 2000. Т. 15, вып. 1 : Рогожский летописец. Тверской сборник. С. V–VI.

²² Муравьева Л. Л. Рогожский летописец XV века. М., 1998. С. 94, 108–109.

²³ Лурье Я. С. Указ. соч. С. 49; Прохоров Г. М. Указ. соч. С. 179–180. По мнению последнего, в Москве на основе Рогожского летописания в 1375 г. составлялся «Летописец Великий русский». Там же. С. 177–178.

²⁴ Спицын А. А.: 1) Один из источников истории // Известия Общества археологии и этнографии при Казанском университете. Т. 6, вып. 2. С. 44; 2) Первый труд по истории Вятского края // Вятские губернские ведомости. 1888. № 83. С. 6; Низов В. В.: 1) Проблемы этнокультурной истории Вятского края в эпоху средневековья // Энциклопедия земли Вятской. Киров, 1998. Т. 8 : Этнография, фольклор. С. 71; 2) Слободской список «Повести о стране Вятской». С. 7. «Тенденций в ней («Повести о стране Вятской». – Н. Х.), – в полемически заостренной форме писал, выступая на страницах «Вятских губернских ведомостей» А. А. Спицын в 1888 г., – незаметно: она ничего не доказывает и не опровергает, ничего не оправдывает и не объясняет, не придумана для возбуждения религиозных и патриотических чувств или для какой-нибудь подобной цели».

²⁵ Повесть о стране Вятской // Труды Вятской ученой архивной комиссии (ВУАК). 1905. Вып. III. Отд. II. С. 1–97.

²⁶ Спицын А. А. Один из источников истории. С. 44, 46; Л. Д. Макаров также не исключал наличие летописи, предшествующей «Повести о стране Вятской». См.: Макаров Л. Д. Литературные и летописные произведения Вятской земли в XVII–XVIII вв. как исторический источник // История, историография и источниковедения Удмуртии : сб. статей. Ижевск, 1992. С. 66.

²⁷ Уо Д. К. К истории вятского летописания. С. 310; Новое о «Повести о стране Вятской» // Европейский Север в культурно-историческом процессе : (к 625-летию города Кирова). Киров, 1999. С. 352.

²⁸ См.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л. 1987. Вып. 1. : (XI – первая пол. XIV в.). С. 401, 405, 406; Христианство : словарь. М., 1994. С. 339.

²⁹ Уо Д. К. К истории вятского летописания. С. 361.

³⁰ Казаков Р. Б. «Повесть о стране Вятской» в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина: проблемы использования источника // История и культура Волго-Вятского края : (к 90-летию ВУАК) : материалы науч. конф. Киров, 1994. С. 155–157.

³¹ См.: Аверьянов К. А., Хан Н. А. : рецензия по кн.: Д. К. Уо. История одной книги. Вятка и «не- современность» в русской культуре петровского времени. СПб. 2003. 395 с. // Вопросы истории. 2005. № 3. С. 171–172.

³² А.А. Спицын писал, что вполне оправданы указания «Повести» о заселении Вятки со стороны Устюга и Двины. См.: Спицын А. А. Один из источников истории. С. 44; Хлебникова Г. А. К истории г. Жукотина (Джуке-Тау) домонгольской поры : (по работам 1970–1972 гг.) // Советская археология (СА). 1975. № 1. С. 234–251; Набиуллин Н. Г. Оборонительные сооружения Джуке-тау // Военная археология. СПб., 1998. С. 219–223; Макаров Л. Д. Основные итоги изучения памятников древнерусской (русской) колонизации бассейна реки Камы // Урал в прошлом и настоящем. Екатеринбург, 1998. Ч. 1. С. 90.

³³ Низов В. В. Хлынов: рождение города // Европейский Север в культурно-историческом процессе : (к 625-летию города Кирова). Киров, 1999. С. 14–17.

³⁴ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 106.

³⁵ ПСРЛ. Т. 23, вып. 1. Стб. 118.

³⁶ Рыбаков Б. А. Военное искусство // Очерки истории русской культуры. М., 1969/1970. Ч. 1 : Материальная культура. С. 384–386 ; Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 397.

³⁷ ПСРЛ. Т. 25. С. 192. Такую же сумму 5 тыс. рублей компенсировал себе Новгород с Заволочья, выплачивая контрибуцию Дмитрию Донскому в 1386 г. (НПЛ. С. 380–381). Эквивалент 5 тыс. рублей получили новгородцы с двинян в 1398 г., когда, кстати, их было до 3000 человек (Там же. С. 393).

³⁸ Мухамадиев А. Г.: 1) Булгаро-татарская монетная система. М., 1983. С. 98, 114, 140, 143–144; 2) Древние монеты Казани. Казань, 2005. С. 171–172; Халиков А. Х. Происхождение татар Поволжья и Приуралья. Казань, 1994. С. 93; В 1369 г. ушкуйники грабили уже беззащитный Булгар (см.: Мухамадиев А. Г. Древние монеты Поволжья. Казань, 1990. С. 142–144). В Новгородской четвертой летописи ряд походов ушкуйников упоминаются как «лишние», в том числе и поход 6877 (1369) г., когда новгородцы «Той же осени шли, Волгою десять ушкуев, а инии шли Камою, и биша ихъ под Болгары» – заимствовано из Новгородской первой летописи младшего извоза, более полной. См.: Бобров А. А. Указ. соч. С. 172–173, 181. Поскольку очевидно, что ушкуйники в 1374 г. шли по торговому пути, можно предположить, что и в 1369 г. их предшественники («инии») поступили аналогично.

³⁹ Хорошев А. С. Средства передвижения // Древняя Русь. Город. Замок. Село. 1985. С. 122; Дубровин Г. Е. Водный и сухопутный транспорт средневекового Новгорода X–XV вв. по археологическим данным. М., 2000. Ч. 1. С. 31; Сорокин П. Е. Водные пути и судостроение на Северо-Западе Руси в средневековье. СПб., 1997. С. 52–53, 127. Слово «ушкуй» восходит к финскому и эстонскому языкам, а карельское название лодки в летописи «ушку», «ушкью» восходит к пермскому ошку – «медвежья шкура» (Захаров Д. М. Ушкуй – байдара средневековья // По родному краю. Киров, 1991. С. 112–113). Дальнейшая судьба группы ушкуйников, пошедших на Сарай, неизвестна. (Спицын А. А. Свод летописных известий. С. 14–15. Переизд. Киров, 1993. С. 13); Кучкин В. А. Формирование государственной тер­ритории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 228. См. также; Халиков А. Х. Указ. соч. С. 66, 74, 127; Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 96.

⁴⁰ Л. В. Черепнин, ссылаясь на Симеоновскую летопись, отмечает, что в 1366 г. в Нижнем Новгороде ушкуйниками было перебито много местных и иностранных купцов, а принадлежавшие им многочисленные суда были уничтожены. (Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 378.)

⁴¹ См.: Петренко А. Г. Древнее и средневековое животноводство Среднего Поволжья и Предуралья. М., 1984. С. 141, 106–107; Бойко Ф. Ф., Новикова М. П. Леса Татарстана // Научный Татарстан. 1996. № 3. С. 42–48.

⁴² «В Поветлужье, – обращает внимание В. В. Низов, приводя редкую публикацию Д. П. Дементьева, – ушкуйники напали на Николо-Якшангский погост Галицкого княжества и прошлись по населенным местам Хлыновско-Ветлужского черемсского княжества» (Низов В. В. Новгородские ушкуйники, мифы и действительность // История и культура Волго-Вятского края : тезисы докл. и сообщ. науч. конф. Киров, 1994. С. 14). Археологически ветлужский Хлынов следует связать с городом Никиты Ветлужского Нижегородской области. Подробней см.: Аверьянов К. А. Купли Ивана Калиты. М., 2001. С. 77–78; ПСРЛ. Т. 23. С. 118; Т. 8. С. 21; Т. 25. С. 189. Должность тысяцкий была отменена в 1375 году. Подробнее см.: Кривошеев Ю. В. Русь и монголы. Исследования по истории Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. СПб., 1999. С. 330–335.

⁴³ Эммаусский А. В. Вятка в XII–XV веках // Энциклопедия земли Вятской. Киров, 1995. Т. 4 : История. С. 12–41; История Вятского края в XII – середине XIX в. Киров, 1996. 272 с. ; ПСРЛ. Т. 4. С. 623–624; НПЛ. С. 475–477.

⁴⁴ Рыбаков Б. А. Древние русы // СА. 1953. № 17. С. 23–104; Русские карты Московии XV – начала XVI века. М., 1974. С. 9–15.

⁴⁵ Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории. С. 75; Низов В. В. Древнейшие известия о Вятском городе Слободском // Сб. материалов научно-практической конференции, посвященной 490-летию первого упоминания о городе Слободском в актовых источниках. Слободской, 1995. С. 8.

⁴⁶ Рыбаков Б. А. Русские карты. С. 14; Тихомиров М. Н. Русское летописание. С. 124.

⁴⁷ Подосинов А. В. О принципах построения и месте создания «Списка русских годов дальних и ближних» // Восточная Европа в древности и средневековье : сб. статей. М., 1978. С. 40–48.

⁴⁸ Янин В. Л. О дате составления обзора «а се имена градом всем русскым далним и ближним» // Древнейшие государства на территории Восточной Европы, 1992–1993. М., 1995. С. 131.

⁴⁹ Аверьянов К. А. Купли Ивана Калиты. С. 183–186.

⁵⁰ Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории. С. 90–91.

⁵¹ Макаров Л. Д. Типология и хронология древностей Хлынова // Типология и датировка археологических материалов Восточной Европы. Ижевск, 1995. С. 48.

⁵² Корзухина Г. Ф. Русские клады Х–ХШ вв. М. ; Л., 1954. С. 44.

 

Вопросы истории. 2007. № 10. С. 122–130.

 

Тверской поход Дмитрия Ивановича 1375 года

 

Рубежом в отношениях Мамая и Северо-Восточной Руси в современной науке считается 1374 г., когда Дмитрий Иванович открыто порвал с Мамаем. Об этом известно благодаря уникальному добавлению, отложившемуся в Рогожской летописи: «А князю великому Дмитрию Московьскому бышеть розмирие съ Татарове и съ Мамаемъ». Формальным поводом разрыва послужило требование Орды выплатить выход¹. К этому времени стало ясно, что чаша весов в отношениях Москвы и Мамая качнулась в сторону первой, которая этот исторический шанс использовала для укрепления своего положения в Северо-Восточной Руси. Речь идёт о войне Твери с Москвой 1375 года. Поход на Тверь во многом сформировал опыт мобилизации войск, который в дальнейшем был использован Дмитрием Донским в 1380 году².

Подробно эти события описаны В. С. Борзаковским³ и пересмотрены московс­ким историком В. А. Кучкиным. «Во время княжения Дмитрия Ивановича, – пишет Дж. Феннел, – Москва, стала бесспорным лидером Северо-Восточной Руси о чем свидетельствует большое число князей, совершавших походы во главе с Москвой в войнах против Твери, Литвы и Орды»⁴. Внук Ивана I Дмитрий Донской решил борьбу с Тверью вместе с Северо-Восточной Русью в пользу Москвы и вместе с тем подгото­вил капитуляцию Твери в XV веке. Он поломал зависимость от Золотой Орды⁵. Антитверская коалиция, возглавляемая Дмитрием Ивановичем, как подсчитал Э. Клюг, состояла их 19 удельных князей. По его мнению, участие удельных князей во всерусском походе 1375 г. объясняется их стремлением раз и навсегда поставить Тверь в определённые рамки⁶. Значительную работу по изучению событий 1375 г. проделали тверские краеведы, учёные и специалисты⁷.

Изучение обороны Твери имеет и определённое значение для понимания развития военно-исторической мысли в части, касающейся укрепления обороноспособности русских городов. Геополитическое положение Твери было как будто предпочтительней московского. С востока, юго-востока и юга её плотным полукольцом окружали территории, подвластные Москве. На севере и северо-западе располагались земли боярского Новгорода, где Торжок и Бежецкий Верх становились «горячей точкой» в любом конфликте. И только на западе к Тверскому княжеству примыкали земли Белоруссии, входящие в состав Литовского княжества. При этом, находясь в центре этнически однородных земель, Михаил Тверской рассчитывал быть не столько объединительным, сколько руководящим центром всех русских земель. К тому же весьма неплохим было геоэкономическое положение Твери. По территории княжества протекала Волга, причём текла она в меридиональном направлении и была судоходна от Ржева. Литовские купцы платили пошлины в Старице и Кашине⁸, то есть, минуя Москву, Литва по Волге торговала с Ордой, Востоком. Грамота 1316 г. говорит о значительных средствах, которые «прокручивала» Тверь. Не случайно, в течение XIV в. в Тверском княжестве в границах конца XIII в. было основано 13 городов, 9 из кото­рых были торгово-ремесленные, располагаясь на Волге. Прельщали соседей и богатые почвы московско-тверского пограничья⁹. В результате такое положение Твери делало её объектом нападений Литвы, Северо-Восточной Руси и Новгорода: с середины XIII до конца XIV в. новгородцы нападали на Тверь трижды, литовцы четырежды, а Северо-Восточная Русь – шесть раз¹⁰.

Кроме того, Москва ежегодно выплачивала Мамаю ордынский выход в размере 5 тыс. рублей (1 т серебра), от которого Тверь была освобождена. Эту несправедли­вость и поползновения Твери на обладание ярлыком Дмитрий Иванович мог устранить только военным путём.

Не ранее марта 1374 г., ещё до разрыва отношений с Мамаем, Дмитрий Ивано­вич принимал в Москве Михаила Тверского, который отказался от претензий на великое княжение и поклялся «через крестное целование»¹². Однако после «розмирья» Мамай стал подталкивать Тверь для получения ярлыка на великое княжение к войне против Москвы. Выдав ярлык Михаилу Тверскому¹³, Мамай спровоцировал поход на Тверь.

13 или 14 июля 1375 г. мамаевские послы прибыли в Тверь с ярлыком на великое княжение и в тот же день Михаил Тверской снял с себя крестное целование и отправил гонца в Москву. Кирпичников обратил внимание на дату 21 июля 1375 г.¹⁴, которая является датой выезда Дмитрия Ивановича из Москвы к Волоку Ламскому. Она также может быть контрольным сроком отправки гонцов в Новгород с требова­нием, чтобы «шли к Москве силою»¹⁵. В этой связи можно считать, что известие о снятии крестного целования Михаила Александровича было доставлено в Москву не позднее 19–20 июля. Эти «срочные» описания важны тем, что позволяют атрибутировать их как хронологический метод. В рассматриваемом случае важно определить сроки готовности к началу боевых действий армии Северо-Восточной Руси в июле 1375 года.

Пунктом сбора войск Дмитрий Иванович назначил не Москву (Дмитров или Клин), а Волок (Ламский). Михаил Тверской отправил рать на Углич. Силы противоборствующих сторон разводились на 320 километров. При этом в тверском походе не было костромичан. Дмитрий Иванович, выдвигаясь на Волок, учёл возможности наступления Литвы на стороне Твери. Для этих целей он держал в Костроме 5-тысячный гарнизон. На выбор в качестве пункта сбора войск Волока на Ламе повлиял также тот факт, что последний являлся совместным владением Москвы и Новгорода¹⁶.

До Углича было от Твери весьма неблизко, 200 км. Входил он в состав Ростовского княжества Северо-Восточной Руси¹⁷, а потому это был удар по интересам Дмитрия Ивановича. Кроме того, в направлении на Углич, в 145 км от Твери, лежал Кашин, который входил в юрисдикцию Москвы¹⁸.

Прибыв не позднее 27 июля на Волок, до которого было 119 км, на следующий день был проведён смотр, а ранним утром 29 июля Дмитрий Иванович выступил к Микулину. До Микулина московские войска дошли за трое суток, преодолев 58 км, то есть, двигаясь со скоростью чуть меньше 20 км в сутки¹⁹.

Потратив один день (1 августа) на взятие Микулина, после непродолжительного отдыха армия Дмитрия Ивановича 2 августа двинулась к Твери. Не позднее дня 4 августа планировалось быть под Тверью, чтобы успеть провести рекогносцировку, а потому 51 км пути они прошли, увеличив темп движения. И в этом был свой резон. Дмитрий Иванович ставил целью не допустить возвращения за стены Твери её рати из Углича. 400 км пути до Углича и обратно без задержки на боестолкновение – это 20 дней, и этот срок, если считать от 13 июля, истекал 2 августа.

Москвичи начали подготовку к штурму Твери. С Заволжской стороны в на­правлении современной набережной Михаила Ярославовича были построены два моста, сооружены туры и стрельницы, подготовились к засыпке рвов и поджогу стен. На это ушло трое суток. Ранним утром 8 августа московские войска пошли на штурм города.

Тверской град, который предстояло взять Дмитрию Ивановичу, с фронта, со стороны поля, защищал деревоземляной вал длиной 600 м с двумя воротами, согласно плану Э. А. Рикмана²⁰ – это центральные Владимирские и Васильевские, с мостом через р. Тьму с юга. В 1373 г. Михаил Александрович прокопал здесь ров от Волги до Тьмы. Вместе с тем, на плане Рикмана отсутствуют третьи ворота – Волжские, рас­положенные непосредственно у Волги; именно с помощью последних Михаил Алек­сандрович осуществил вылазку 8 августа. Это известие отложилось только в составе Тверского сборника и отмечено Кучкиным²¹.

План Дмитрия Ивановича состоял в том, чтобы атаковать Тверь со стороны Тьмы по мосту к Васильевским воротам, а также с Заволжской стороны через построенные им здесь два моста. Однако, наступая на тьмацком направлении, москвичи не смогли пробить ворота, а ограниченная площадь не позволяла им развернуть здесь боевые порядки в полной мере, использовав превосходство в силах.

Наступать со стороны Волги оказалось не менее сложно. Здесь берег был и так выше, и к этому прибавилось ещё и падение уровня воды, достигающее в августе-сентябре минимального значения. Переправа облегчилась, но осложнились условия штурма: увеличилась высота стены. Вместе с тем, это дало возможность в обрывах реки, находясь в «мертвой зоне», разместить большое количество воинов, используя обрывы в качестве плацдармов. Нападавшие могли здесь сосредотачиваться для атаки, а также стрелять с закрытых позиций. Именно поэтому москвичи оставили правый берег Волги только спустя сутки после начала штурма.

После начала штурма тверичи заметили, что москвичи практически не атакуют с фронтальной напольной стороны, решив использовать Волжские ворота для нанесе­ния удара во фланг напольной группировки и попытаться дойти до Тьмацких ворот. Очевидно, что сюда Михаил Александрович направил свой главный резерв – личную дружину, которая неожиданным ударом из Волжских ворот опрокинула слабое прикрытие и принялась уничтожать осадные машины москвичей. Летописи сообщают о бое, который продолжался до позднего вечера, но именно здесь на напольной стороне он прекратился только тогда, когда ничего уже видно не было. Процитируем: «Князь великий Михайло Волжскыми вороты Москвичь былъ, и тури посекли и пожгли, и Москвичи къ вечернюю годину отъ города отступили»²². После доклада Дмитрию Ивановичу о вылазке, он направил туда отряд тяжеловооружённой пехоты и конницы, возглавляемый Симеоном Романовичем Добриньским, шурином великого князя. Из князей под Тверью погиб только он, выполнив поставленную задачу – загнал «неприятеля» в город.

Армия Дмитрия Ивановича ненамного превышала защитников Твери. Речь может идти не более чем о двукратном превосходстве в живой силе. Из 12 тыс. жителей Твери сражаться на стенах способны были 4–6 тыс. К этому числу нужно прибавить личную дружину Михаила Александровича, насчитывающую не более 2–3 тыс. человек. Значит, Тверь защищало 6–9 тыс. боеспособных единиц. Данная величина позволяет предположить, что москвичей под Тверью было, соответственно, не больше 12–17 тыс. человек.

На следующий день, 9 августа, Дмитрий Иванович мог начать новый штурм. Но он перешёл к осаде Твери. Московские войска стали возводить вокруг града полевые фортификационные сооружения, «мосты чересъ Волгу починили»²³.

Осаждённые в то время, испытывая тяготы, надеялись на помощь Литвы и Орды. Но Мамаю было не до них, а Литва, как считает Э. Гудавичус, в приграничных с Русью территориях войск не имела²⁴. В это же время Ольгерт защищал от немецких рыцарей Вильнюс и Тракай.

Вскоре (29 августа) под Тверь прибыли новгородцы и смоляне, о чём было доведено до Михаила Тверского, подтолкнув его к капитуляции. Тверская летопись наиболее отчётливо зафиксировала этот эпизод: «…а силы начаша москвичем прибывати, приидоша бя новгородци и Смоляне. И видя то князь великий Михаилъ, и нача хотити миру»²⁵. Причём это был один из самых победоносных договоров, заключённых Москвой в конце XIV века. Поэтому привлечение Новгорода к военным действиям против Твери и его последующее участие в других военных мероприятиях Дмитрия Ивановича имело огромное военное и политическое значение.

Яркая и в некотором роде даже красивая победа Москвы имела огромное значение. Все поверили в возможность объединения вокруг Москвы. Именно после этой победы было принято решение о снятии зависимости от Орды и Мамая вооруженным путём. Кроме того, согласно заключённому договору, Москва и Новгород получили прямое и беспошлинное сообщение через Тверское княжество. Договор объявлялся бессрочным, без права выхода из него сторон: «А целования не слоижити и до живота», что подкреплялось другими статьями о нерушимости границ Владимирского княжения и Тверского, а также без права изменения статей оного²⁶. Не предусматривал договор и контрибуцию. Зато требовал совместной выплаты выхода Орде, возврата Тверью ранее награбленного имущества: статьи 22 и 23 договора обязывали вернуть Торжку «колокола, книги, кузни», а Новгороду всё, что досталось им «войною или грабежом»²⁷.

 

Примечания

 

¹ Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. XV, вып. 1. Стб. 106. См.: Прохоров Г. М. Центрально-русское летописание второй половины XIV в. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Т. 10. С. 170; Вопросы истории. 2007. № 10. С. 122, 128. Примеч. 5.

² Кирпичников А. Н.: 1) Военное дело на Руси в ХШ–ХV вв. Л., 1976. С. 100; 2) Факты, гипотезы и заблуждения в изучении русской военной истории XIII–XIV в. // Древнейшие государства. М., 1985. С. 237, 238–239.

³ Борзаковский В. С. История Тверского княжества. Тверь, 1994. С. 163–165.

⁴ Fennell J. L. I. The Emergence of Moscow, 1304–1359. L., 1968. р. 305.

⁵ Diwald H. Propälyen Geschihte Europas. Bd. 1 : Anspruch Mündigkeit: um 1400–1555. Frankfurt am Main : Berlin, 1992. S. 187.

⁶ Клюг Э. Княжество Тверское (1247–1485 гг.). Тверь, 1994. C. 211, 212.

⁷ Долгова С. Р., Сорина Д. М. Судьба тверского княжеского архива. Тверь, 1999; Колосов В. И. История земли тверской. Тверь, 2006. С. 20–22.

⁸ Кучкин В. А. Города Северо-Восточной Руси (число и политико-географическое размещение) в XIV–XV в. // История СССР. 1990. № 6. С. 78.

⁹ Там же. С. 77–78, 80.

¹⁰ Цит. по: Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества Северо-восточной и Северо-западной Руси X–XV вв. М. ; Л., 1961. С. 190.

¹¹ Федоров-Давыдов Г. А.: 1) Клады джучидских монет. Основные периоды развития денежного обращения в Золотой Орде // Нумизматика и эпиграфика. Л., 1960. Т. 1. С. 172. № 214-а; 2) Находки джучидских монет // Нумизматика и эпиграфика. Л., 1963. Т. 4. С. 204. № 490–493.

¹² ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 105.

¹³ Егоров В. Л. Русь и Орда в эпоху Куликовской битвы // Куликово поле и Донское побоище. М., 2005. С. 18, 20–21.

¹⁴ Кирпичников А. Н. Куликовская битва. Л., 1980. С. 27.

¹⁵ Оригинальное известие, известное по Московскому сокращенному своду. См.: Муравьева Л. Л. Летописание Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XV века. М., 1991. С. 146. Поскольку Волок находился в совместном владении Москвы и Новгорода, следовательно, гонец был отправлен с новгородской части не позднее 28 июля.

¹⁶ Кучкин В. А. Указ. соч. С. 75.

¹⁷ См.: Fennell J. L. I. Ор. cit. р. 183–185; Аверьянов К. А. Купли Ивана Калиты. М., 2001. С. 174–177, 187–192.

¹⁸ Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 188, 190–197. Рис. 6.

¹⁹ Микулин – один из 13 малых городков тверской земли, возникший в XIV в., от 1,5 до 2,5 га.

²⁰ Клюг Э. Указ. соч. С. 225.

²¹ Кучкин В. А. Тверской источник Владимирского полихрона // Летописи и хроники, 1976. М., 1976. С. 119.

²² ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 434.

²³ Там же. Стб. 111.

²⁴ Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времен до 1569 года. М., 2005. С. 145.

²⁵ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 434–435.

²⁶ Кучкин В. А. Грамоты московских князей XIV в. М., 2003. С. 41, 211, 342.

²⁷ Там же. С. 204.

 

Вопросы истории. 2009. № 1. С. 157–160.

 

Борьба на Средней Волге перед Куликовской битвой

 

Военно-политическое положение перед Куликовской битвой освещено в историографии¹. Летописные известия свидетельствуют о том, что противоборствующие стороны ввиду неминуемого столкновения стремились улучшить своё стратегическое положение, одновременно продолжая совершать традиционные для средневековья набеги, грабежи, вызывавшие ответные действия. Они также стремились установить господство на основной транспортной артерии того времени – Волге с её двумя главными городами – Нижним Новгородом и Булгаром (Казанью). По замечанию Л. В. Черепнина, основным содержанием истории в рассматриваемое время была борьба за волжский путь².

Со второй половины XIV в. несколько выше впадения в Волгу Камы стал возвышаться город Булгар-ал-Джедид (Казань). На его роль административного, а затем и столичного центра Волжской Булгарии обратил внимание ещё В. Н. Татищев.

Золотая Орда как единое государство стала разваливаться в 1361 г., когда в Булгаре сел Булат-Тимур (1361–1367), а Мамай (1361–1381) поднял бунт и ушёл в Азак со своими сторонниками³, после чего русские летописи стали чётко разделять Мурутову Орду и Мамаеву Орду⁴. Эти события произошли не без активного участия русских князей.

К 1362 г. относится запись Никоновского свода: «Бысть въ та времена на Волжскомъ царствии два царя: Авдула царь Мамаевой Орды… а другой царь Амурать съ Сарайскими князи. И тако те два царя и те две орде малъ миръ имеющее, межи собою всегда во враждахъ и въ бранехъ»⁵.

Среди статей под 6882 (1374) годом Рогожская летопись содержит уникальное добавление, выявленное Г. М. Прохоровым: «А князю великому Дмитрию Ивановичу бысть розмирие съ Тотары и съ Мамаем»⁶. Современные историки считают, что вассальная зависимость Руси от Орды прекратилась с этого года⁷.

После наступления «розмирия», то есть прекращения состояния мира, Мамай сделал попытку прощупать оборону русских на Средней Волге, направив под Нижний послов. Нижегородцы их побили, а эскорт в тысячу человек во главе со старейшиной Сары-хожой (Сарайкой), «руками яша» и привели в Нижний. Спустя год сын Дмитрия Константиновича Суздальского, тестя Дмитрия Ивановича, Василий 31 марта 1375 г. решил «развести» пленных, то есть рассредоточить их содержание, чтобы предотвратить возможность бунта. Однако пленные оказали сопротивление, заняли владычный двор, завладели оружием и даже попали стрелой в платье епископа. Все они были перебиты⁸.

Сопровождение послов вооружённым отрядом придавало подобного рода дипломатическим шагам характер вызывающей демонстрации силы, провокации, хотя, конечно, охрана нужна была всегда. Захват послов в средневековье – нередкая практика, однако лишать жизни пленных нижегородцы не собирались. Последующие события показывают, что заложники, или, точнее, материал для торга пленными, им был необходим.

После случившегося Мамай произвёл нападение на нижегородские волости. «Татарове из Мамевой Орды» пограбили волости, принадлежавшие нижегородскому княжеству, – Кыши и Запьянье, территории, расположенные на Верхней Суре⁹. В боях погиб боярин Парфений Федорович; очевидно, он возглавлял сторожевой отряд («заставу») нижегородцев.

Под 6883 (1375 г.) Рогожская летопись впервые сообщает об Орде Мамая как отдельном государстве. Если в цитированном добавлении 1374 г. летописец говорит о Мамае как об отдельном самостоятельно действующем персонаже историко-политического процесса, то в записи о нападении мамаевских татар на нижегородские волости Мамай рассматривается как глава конкретной Орды, то есть государства.

Налёт Мамая 1375 г. мало чем отличался от разбоев ушкуйников, которые ограбили соседнее Засурье в предыдущем году¹⁰; поднимая статус Мамая, на Руси, следовательно, признавали, что её государственным интересам нанесён определённый ущерб. Ввиду происшедшего изменения попытку «развода» пленных следует поставить в связь с осознанием приближавшейся военной опасности.

Действия монгольского военачальника темника (в прошлом) Мамая были направлены на растягивание обороны Северо-Восточной Руси по всему течению Оки; Мамай также прикрывал волжское направление торговли, то есть защищал интересы Волжской Булгарии.

Всё это были целесообразные отвлекающие меры, оказавшиеся, однако, безрезультатными. Их дополнял предпринятый Мамаем политический демарш: его послы Некомат Сурожанин и Ачижоджа без вооружённого эскорта привезли 13 июля 1375 г. ярлык на великое княжение Владимирское тверскому князю Михаилу¹¹. Москва должна была пропустить послов в Тверь, однако на этот политический выпад князья Северо-Восточной Руси решили ответить военным походом, завершившимся подписанием 1 сентября мирного договора¹². Эти военные действия спровоцировал Мамай, который дал для них повод, предоставив ярлык Михаилу Тверскому¹³. Решение о походе, надо полагать, принималось на съезде, состоявшемся несколько ранее военных событий, – не позднее 31 марта – 1 апреля 1375 года.

В 1375 г. состоялся и последний за время, остававшееся до Куликовской битвы, поход ушкуйников, которые достигли Нижней Волги в районе Астрахани (Ходжатархан); вообще больше подобных походов перед Куликовской битвой не было. Ушкуйники к этому времени утратили значение военно-политической силы в Поволжье, им предстояло перенацеливание на Азак и Крым. В Крыму находилась резиденция Мамая в городе Старый Крым (Сол-хат) – центре Крымского тумена¹⁴. За несколько месяцев до похода ушкуйников в 1375 г. татары Мамаевой Орды достигли Запьянья. Однако сейчас новгородские ушкуйники, как и в 1374 г., искали легкую добычу и славу.

В качестве одной из организационных подготовительных мер в Москве состоялась ликвидация поста тысяцкого – последним в этой должности был В. В. Вельяминов, умерший после 17 сентября 1374 года¹⁵. Упразднение должности тысяцкого означало приятие на себя Дмитрием Ивановичем командования всем войском Северо-Восточной Руси. В октябре 1376 г. в походе на Ржев, то есть против Литвы, когда рать возглавил двоюродный брат Дмитрия Ивановича – Владимир Андреевич, великий князь впервые за всю военную историю борьбы с монгольским нашествием сам вышел на пограничную тогда реку Оку. Произошло это впервые после 1373 г. и объясняется стремлением обезопасить собственную территорию от опустошения: завоеватели, добираясь до цели своего нападения – столицы, разоряли всё на своём пути¹⁶. Командуя непосредственно, лично «того же лета князь великыи, – пишет Рогожская летопись, – Дмитрии Московскыи ходил на Оку ратию, стерегаси рати Татарьские»¹⁷.

Здесь проходил главный рубеж: на протяжении 180 верст от Коломны до Калуги стояли передовые русские войска. Дальше за Окой проходила передовая линия засек и сторожевых постов¹⁸. Как замечает Д. Островски, в источниках нет упоминаний о существовании в XIV в. чего-то вроде «системы раннего предупреждения» (distance early warning) по линии Оки. Но что такая линия существовала, сомневаться не приходится¹⁹. Рубеж от Калуги до Нижнего Новгорода Мамай не перешёл ни разу. В русской среде подобная оборонительная линия именовалась «берег» и служить на ней было несладко. Известно, что новгородцы просили Ивана III не посылать их служить «на берег»²⁰.

Зимой 1376–1377 г. нижегородско-суздальские рати, возглавляемые сыновьями Дмитрия Константиновича Иваном и Василием в сопровожде­нии Дмитрия Волынского отправились походом на Болгары. Лично возглавлять поход на Волжскую Булгарию Дмитрий Иванович не стал, важнее было противостояние Мамаю. Но поход состоялся, судя по сообщению Рогожской летописи, по приказу Дмитрия Ивановича.

В 1360–1380-х годах Волжская Булгария была занята внутренним переустройством²¹. По наблюдениям А. Г. Мухамадиева, город Болгары русских летописей отождествляется с именем монетного двора Гюлистан ал-Джедид, Казань, который эмир Хасанбек с 1368 г. выбрал своей столицей²². 16 марта 1377 г.²³ под стенами Казани состоялся бой, который практически не описан в литературе. Казанские войска вышли в поле и, когда рати были построены, началось сражение. Казанцы стреляли из пушек и стационарных арбалетов, но артиллерия только «гром пущаху» в сторону русских войск. В то же время в центре русских потеснила верблюжья кавалерия. Тяжелая конница под этим давлением отступила, но после введённого, видимо, резерва, перешла в контратаку, заставив казанцев укрыться за городскими стенами; они потеряли 70 человек, что свидетельствует о скоротечности боя²⁴.

Так впервые на территории Европы произошло сражение с применением артиллерии, технология которой была, очевидно, привезена из Китая. Хотя источник отмечает, что воздействие её было разве что «страшаще», никто не станет оспаривать, что шумовой эффект был. При этом, как видно, первое применение пушек состоялось в полевых условиях, и сражение началось с артподготовки, что может свидетельствовать о владении определёнными теоретическими представлениями о ведении огня со стороны казанских военначальников. Одержав верх в бою, нижегородско-суздальские войска, скорее всего, захватили оставленные на поле боя первые орудия, дальнейшая судьба которых остаётся неизвестной²⁵.

Штурмовать крепость русские войска не стали, вместо этого получили I контрибуцию, из которой по тысяче рублей получили великий князь и Дмитрий Суздальский, а три тысячи рублей – ратники²⁶. Сведения о разделе и порядке получения контрибуции являются редкостью в наших источниках²⁷. Надо полагать, что эта сумма, согласно традиции, соответствовала числу воинов, то есть с русской стороны в сражении участвовало три тысячи человек²⁸.

Так состоялся первый заграничный поход русской армии, главной целью которого было не завоевание страны или уничтожение неприятеля, но обычный для средневековья способ обогащения; кроме того сохраня­лось положение подвластного Владимиро-Суздальскому княжеству города Нижнего Новгорода как главного центра на Средней Волге. В статье летописи, повествующей о походе на Казань, имеется приписка о том, что по распоряжению великого князя установлены налоговый и таможенные посты в Болгарах, то есть не в Казани, а ниже места впадения Камы в Волгу.

Это относилось уже к сфере экономической политики Дмитрия Ивановича, поскольку ставило под контроль Москвы гигантский поток пушнины, следовавший из Югры в Дели (Индия), известный по сообщениям путешественника из Марокко Ибн Батуты (первая половина XIV века)²⁹. В этом событии мы наблюдаем ранний пример борьбы за товарные потоки, за расширение не податной, а таможенной территории средневекового государства³⁰.

Ответ Мамая ждать себя не заставил. По-видимому, в мае Дмитрий Константинович Суздальский получил сообщение от нижегородцев, что на город движется войско, возглавляемое нижневолжским предводителем Кок (Синей) Орды Арапшой. Естественно, суздальский князь обратился к Дмитрию Ивановичу, и рати ярославские, юрьевские, муромские, переяславские и владимирские были направлены к Волге. Похоже, что Мамай перехитрил русских. Арапша шёл медленно, зато демонстративно, тогда как татарско-крымское войско Мамая, лично им не возглавленное, продвигалось скрытно и быстро. Именно поэтому русские рати, а это было в конце июля 1377 г., то есть в самую жару, просто обосновались на реке Пьяне (русифицированное мордовское слово «Пьянза»), считая, что Арапша (о мамевской рати ничего не было известно) находится далеко, где-то на Волчьих водах (не доходя до Суры)³¹.

Мордовские князьки тщательно разведали расположение русских на Пьяне и навели мамаево войско на отдыхающих суздальцев. Не совсем понятна летописная запись «разделившись на 5 полков», но, во всяком случае, источник точно говорит о том, что одна часть сил Мамая держала «оборону» по фронту, а другая ударила русским во фланг. Отмечается внезапность нападения, когда пехота и конница, как бывает в таких случаях, везли зачехленные доспехи в обозе³². Поэтому ход не сражения, а, точнее, избиения, был предрешён. Отступая, ратники бросались в Пьяну, здесь погиб и возглавивший их Иван, сын Дмитрия Константиновича Суздальского. Пользуясь современным термином, это были «кадровые» рати, любые потери были трудно восполнимы, поскольку военная наука постигалась исключительно на практике.

Коварство Мамая на этом не закончилось. Сражение на Пьяне произошло 2 августа 1377 года. Преследуя противника, татары через три дня ворвались в Нижний и сожгли его. Арапша всё-таки дошёл до Суры, но ограничился ограблением местного населения, ограбленного до этого новгородскими ушкуйниками в 1374 г. и Мамаем в 1375 году³³. Дальнейшее движение Араб-шаха может быть интересным в плане изучения сколачивания Мамаем военных союзов в период подготовки к Куликовской битве³⁴.

В исторической литературе встречается объяснение поражения на Пьяне «обычным русским разгильдяйством», что не выдерживает критики. Меры же по исправлению положения были приняты быстро и решительно, а дальнейшие события показали, что были учтены и ошибки.

Таким образом, в 1377 г. произошли серьёзные военные столкновения на Средней Волге, показавшие возможность успеха в борьбе с Мамаем, но и опытность его полководцев. Со своей стороны, военные предводители Северо-Восточной Руси на практике пополняли свой боевой опыт.

В этой связи знаменательно – уже после описанного поражения на Пьяне – обращение Андрея (Горбатого) Полоцкого, старшего сына уже по­койного литовского князя Ольгерда, к Дмитрию Ивановичу в 1377 г., в мо­мент внутриполитического кризиса в Литве, возникшего из-за вопроса о престолонаследии ³⁵. Такое обращение означало серьёзную моральную и политическую поддержку Дмитрию Ивановичу. Новгородская летопись под 6886 г. сообщает: «На ту же зиму прибежа во Пьсков князь Литовскыи Ондреи Олгердович, и целова кресть по пьсковицам, и поиха на Москву из Новаграда кь князю к великому кь Дмитрю, князь же прия его»³⁶. Очевидно, что, уже бывший, казалось бы, князь из Полоцка воссел на псковском столе с санкции Москвы и одобрения Новгорода. Псковские летописи под 6885 г., уточняя датировку события, описанного в НПЛ, скупо сообщают: «Прибеже князь Андреи Олгердович во Псковъ; и посадиша его на княжении»³⁷.

Летом следующего, 1378 г., борьба на Средней Волге продолжилась: внезапным набегом («изгон») татары напали на Нижний Новгород, где в этот момент не было военных сил. Жители бежали за Волгу. По совпадению, город был взят в болезненно воспринимаемую дату 24 июля 1378 года³⁸.

Только Никоновская летопись сообщает о том, какое именно татарское войско напало на Нижний Новгород: это было войско Мамая совместно с татарами (Нижне)волжской орды. «Они же окупа не взяша, а градъ сожгоша; и за грехи человеческиа церковь святого Спаса, ея чюдное згоре, и двери, давно устроеньа медио золочению, згориша»³⁹.

Как видно, во избежание поджога и разорения города Дмитрий Кон­стантинович Суздальский предложил татарам откуп. Однако те отказались от денег, очевидно, имея приказ сжечь город. Сумма откупа могла находиться в обычных для того времени пределах 3–5 тыс. рублей. Едигей в 1409 г., не взяв Москву, согласился на три тысячи, а с Киева Кутлуг-Тимур в 1399 г. получил такую же сумму, только в литовских гривнах⁴⁰. Ранние летописи не приводят отчество князя, ведшего переговоры с татарами, но судя по логике ситуации, откуп должен был предлагать суздальский князь, по согласованию с Дмитрием Московским.

Поскольку русские пытались, как могли, сохранить город, а Мамай непременно стремился уничтожить его, напрашивается вывод о том, что противоборствующие стороны руководствовались военно-политическими интересами⁴¹. После поджога Нижнего Новгорода отряды Мамая ограбили Березово поле, другие окрестности Нижнего и ушли⁴².

Преследовать нападавших нижегородцы не могли, не имея помощи из центра, где в это время готовились дать отпор войску Бегича, военачальника Мамая. Битва на Воже известна лучше, чем сражение на р. Пьяне. Русские рати возглавлял великий князь Дмитрий Иванович, который вышел за Оку и сумел остановить неприятеля на её притоке Воже, куда они подошли практически одновременно. Дмитрию Ивановичу помогали рязанцы – пронские князья, и сама столица княжества была защищена московской ратью на Воже; место битвы определяется сейчас вполне уверенно: 25–30 км от Коломны⁴³.

Несколько дней русские рати не давали Бегичу переправиться через Вожу, а в полдень 11 августа 1378 г. на глазах у русских татары начали переправу вброд, выкрикивая оскорбительные для Дмитрия Ивановича слова. Русские силы, построенные в боевой порядок, не дав врагу завершить переправу, нанесли мощный удар с трёх сторон и опрокинули Бегича в воду.

Вожская битва началась ближе к вечеру и длилась не больше часа. В этом сражении обращает на себя внимание организация преследования противника, завершившегося захватом богатых трофеев, и последующий разгром полевого лагеря Бегича⁴⁴.

Осмысление уроков произошедшего, в частности результатов концентрированного удара по противнику, не завершившему переправу, сыграло, очевидно, немаловажную роль в подготовке к Куликовской битве⁴⁵. Такой фактор, как форсирование реки или, наоборот, отказ от форсирования был использован Дмитрием Ивановичем и в октябре 1376 г., когда он вышел на Оку, чтобы не допустить переправы Мамаевой орды на русский (точнее: московско-владимирский) берег. Позднее, в 1480 г., Иван III исключил возможность переправы через Угру Ахмета для сражения с ним⁴⁶.

Побитые вожские мамаевцы высказали недовольство своим предводителям: «Окаянии же они Измалтени елица уидоша со бою того, прибегоша въ Орду, кь царю своему, паче же пославшему их Мамаю, пове же царя имеяху у себе в Орде не влающа ничем же пред Мамаемъ, но все стареиншинство воздержавшее Мамаем и всеми владеющее в Орде». Сил у Мамая хватило разве что на разорение мирного населения Рязанского княжества⁴⁷. Мамай также послал, наверное в Тверь, перебежавшего к нему сына последнего тысяцкого – Ивана; он был пойман и публично казнён по приказу Дмитрия Ивановича⁴⁸.

В поражении на Воже виноваты были, прежде всего, сами нападавшие, которые легкомысленно стали форсировать реку на глазах у противника. Вожская битва, согласно А. Н. Кирпичникову, оказалась генеральной репетицией битвы на поле Куликовом⁴⁹. Здесь, на Воже, Дмитрий Иванович принудил Бегича принять бой в невыгодной позиции. Но в Крыму не сделали глубоких выводов, полагая, что численно большое и разнородное войско способно разгромить московские рати⁵⁰.

Сообщение летописи под 1379 г. о том, что «помале оскудевавше Орда от великиа силы своея»⁵¹, отражало реальное положение дел в Мамаевой Орде перед Куликовской битвой как в экономическом плане, так и в политическом: «Кембриджская история России» указывает дату занятия Тохтамышем Сарая – 1378 г., установленную, по-видимому, на основе нумизматических данных А. К. Маркова и Г. А. Фёдорова-Давыдова. Очевидно, «позиции Мамая как полуофициального лидера Золотой Орды ещё более пошатнулись»⁵².

Два рассмотренных выше события 1378 г. в Рогожской летописи и в Московском своде изложены раздельно и получили не связанное между собой толкование, причём эти источники не содержат указаний на конкретное подчинение нападавших татар ⁵³. В то же время в Никоновской летописи эти события освещены совместно, указана и принадлежность нападавших, а даты – 24 июля и 11 августа – позволяют предположить, что Мамай действовал по заранее заготовленному плану, то есть пытался растянуть фронт Дмитрия Ивановича; нацеливая «нижегородскую группу» на пункт при впадении Оки и, приказав учинить здесь жестокую расправу⁵⁴, Мамай рассчитывал отвлечь от Москвы значительное войско, как это бывало в прошлые годы, а в это же время направил большой корпус во главе с Бегичем на Москву. По его плану Бегич должен был ударить позднее по ослабленному центру Дмитрия Ивановича. Значит, Бегич получил приказ скрытно через рязанские земли выйти на Оку и, в зависимости от обстоятельств, двигаться на Москву.

Вся военная культура средневековья, как и взаимоотношения Руси и Орды, зиждилась на грабительских нападениях и ответных действиях. Но многое зависело от соотношения сил. По подсчётам литовских историков, в XIV в. Тевтонский орден совершил 100 нападений на Литву, на которые она ответила только 60 раз⁵⁵. Весь ход событий на Средней Волге, начиная с 1375 г., заставлял ожидать, что Дмитрий Иванович обязательно ответит на поджог Нижнего, учинённый Мамаем 24 июля 1378 г.; соответственно, Мамай готовился нанести ему военное поражение.

Дмитрий Иванович атаковал Бегича, имея слева Тимофея Вельяминова (окольничего великого князя), а справа одного из рязанских князей Даниила Пронского⁵⁶. Это был строй тяжёлой конницы. Несмотря на то, что Никоновская летопись называет вместо Тимофея князя Андрея (Ольгердовича) Полоцкого, нетрудно заметить, что главных военных сподвижников Дмитрия Ивановича, а именно: Владимира Серпуховского, Дмитрия Боброка Волынского или иных князей из Московского княжества, а также тестя Дмитрия Суздальского здесь не было. Какие-то рати могли быть посланы на помощь Нижнему Новгороду. Учитывая, что «откуп» татарам, совершившим 24 июля захват Нижнего, предлагал Дмитрий Константинович, можно утверждать, что левый стратегический фланг Великого княжества Владимирского был целиком на попечении Суздальского князя.

Сфера ответственности Дмитрия Суздальского очерчена ходом военных событий 1377 г. – Владимир, Муром, Нижний Новгород, Ярославль. Отсюда следует возможность предположить, что правый фланг, то есть «западный фронт»: Серпухов – Волоколамск, находился в сфере ответственности двоюродного брата Дмитрия Московского и совладельца Москвы Серпуховско-Воровского князя Владимира Андреевича ⁵⁷. На Вожу был выставлен авангард – передовой полк рати, выдвигавшейся навстречу Мамаю.

В 1373 г. Дмитрий Иванович, лично возглавляя войско, разбил под Любутском авангард литовской армии Ольгерта, что, по мнению Э. Гудавичюса, произвело перелом в военном противостоянии Москвы и Литвы⁵⁸ и повлияло на перспективу борьбы с Мамаем.

Роль окольничьего Т. В. Вельяминова заключалась в ведении переговоров с Рязанью о расквартировании и проходе ратей Дмитрия Ивановича для борьбы с Мамаем, поскольку великий князь по нормам того времени должен был обеспечить содержание подчинённых ему удельных князей во время военных действий⁵⁹.

Москва в изложенных событиях действовала ответственно и предусмотрительно, и только беспечность нижегородцев позволила крымским татарам нанести здесь поражение, имевшее, впрочем, локальный характер. В целом, события 1378 г. показали, что Мамай стратегически не смог выиграть летнюю кампанию, добившись лишь тактического успеха под Нижним Новгородом.

Если сражение на Пьяне – лишь тактический успех Мамая на периферии, долго вынашиваемый и тщательно организованный, то сражение на Воже – это последняя битва перед Куликовским сражением, которая дала опыт, пригодившийся при походе на поле Куликово, когда, как известно, Дмитрий Иванович совершил маневр на марше⁶⁰. Этим обстоятельством подсказана летописная запись об атаке Дмитрия Ивановича «в лицо» в сражении на Воже.

Уровень военного мастерства рос в боевых столкновениях с отрядами Мамая. Даже поражение на Пьяне позволяет сделать вывод о том, что сама позиция, выбранная для отдыха ратей, была связана со стремлением не допустить противника даже к пригородам Нижнего Новгорода, не говоря уже о том, чтобы отсидеться за его стенами. Примечательно, как изменялось продвижение русских ратей в походах, предшествовавших Куликовской битве: 1376 г. – только до Оки, 1377 г. – на защиту Нижнего Новгорода, 1378 г. – на Вожу в пределах Рязанского княжества, перейдя через Оку.

После похода на Тверь 1375 г. была создана регулярная коалиционная армия всей Северо-Восточной Руси, что явилось важнейшим достижением правительства Дмитрия Донского, с участием новгородцев в качестве союзников низовских земель⁶¹. Во время «первой литовщины» коломенский полк стоял в составе сторожевого полка, но на Тверь не был послан полк Коломны⁶², коломенцы охраняли стратегический тыл тверского похода. Очевидно, что и форсирование Дона в ночь на 8 сентября 1380 г. Дмитрием Ивановичем было подготовлено тщательным изучением местности будущего сражения⁶³. Вожа явилась высшей точкой – кульминацией военных приготовлений Мамая и Дмитрия Ивановича.

Военное и политическое положение Мамаевой Орды и лично её вождя становилось шатким, даже по сравнению с правителем Казани Хасаном. Мамай пытался осуществлять здесь свой протекторат, прочно контролируя лишь территорию Подонья, Крыма, Подолии и, возможно, Северного Кавказа⁶⁴.

Напряжение военного противостояния между Северо-Восточной Русью и Мамаевой Ордой нарастало от одного сражения к другому. В этой борьбе враждующие стороны стремились нанести поражение противнику, не допуская его на свою территорию; Мамай стремился также ослабить крайний северо-восточный фланг Северо-Восточной Руси (куда он только и мог дотянуться) – Нижегородское княжество, и, установив здесь своё военно-политическое господство, предоставить Казани военно-политические и торгово-экономические преимущества на Средней Волге.

Столкновения между Мамаем и Дмитрием Ивановичем, происходив­шие на Средней Волге, были обусловлены как экономическими интересами, так и защитой своих союзников обеими сторонами. В частности, противодействие нижегородцев не позволило Мамаю сконцентрировать все силы против Дмитрия Ивановича⁶⁵. За эти годы Москвой был накоплен боевой опыт, реализованный в самом важном сражении того времени.

 

Примечания

 

¹ Куликовская битва : сб. ст. М., 1980; Кирпичников А. Н. Факты, гипотезы и заблуждения в изучении русской военной истории XIII–XIV в. // Древнейшие государства, 1984. М., 1985; Егоров В. Л. Орда в эпоху Куликовской битвы // Куликово Поле и Донское побоище. М., 2005.

² Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. М., 1960. С. 95, 390.

³ Насонов А. Н. Монголы и Русь. М. ; Л., 1940. С. 117–123; Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв. М., 1985. С. 208; Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. СПб., 2004. С. 144–145. Симптоматично, что ни тот, ни другой не были Чингизидами, то есть, в ментальности того времени, были временщиками. См.: Насонов А. Н. Указ. соч. С. 30; Видов В. Замечания о значении титула «царь» применительно к русским князьям // Из истории русской культуры. М., 2002. Т. 2, кн. 1. С. 510.

⁴ ПСРЛ. М., 1965. Т. 15, вып. 1. Стб. 78, 109.

⁵ ПСРЛ. Т. 10. М., 1965. С. 233.

⁶ Прохоров Г. М. Центрально-русское летописание второй половины XIV в. // Вспомогательные исторические дисциплины (ВИД). М., 1978. Т. 10. С. 170; ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 106; Т. 11. С. 21.

⁷ Горский А. А. Московско-ордынский конфликт начала 80-х годов XIV в. // Отечественная история. 1998. № 4. С. 16; Вопросы истории. 2007. № 10. С. 122, 128. Примеч. 5.

⁸ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 106, 108–109.

⁹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 224, 227.

¹⁰ Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. Вятка, 1883. С. 14.

¹¹ Борзаковский В. С. История Тверского княжества. Тверь, 1994. С. 163–165; Клюг Э. Княжество Тверское (1247–1485 гг.). Тверь, 1994. С. 211–212.

¹² На Семёнов день (Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV—XV вв. // Проблемы источниковедения. М., 1958. Вып. 6. С. 286; Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в.: внешнеполитические договоры. М., 2003. С. 169–222).

¹³ Егоров В. Л. Русь и Орда в эпоху Куликовской битвы // Куликово Поле и Донское побоище. М., 2005. С. 18, 20–21; Аверьянов К. А. Сергий Радонежский. М., 2006. С. 236–237.

¹⁴ Григорьев А. П. Указ. соч. С. 147.

¹⁵ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 108.

¹⁶ Сергеевич В. И. Древности русского права. М., 2006. Т. 1. С. 485 сл.

¹⁷ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 116.

¹⁸ Каргалов В. В. Исторические портреты. Святослав, Дмитрий Донской, Михаил Скопин-Шуйский. М., 2004. С. 121.

¹⁹ Ostrowski D. Troop mobilization by the Moscovite Grand princes (1313–1533) // Military and society in Russia, 1450–1917. Leiden ; Boston ; Köln, 2002. р. 20.

²⁰ Мазуров А. Б. Средневековая Коломна XIV – первой трети XVI в. М., 2001. С. 164.

²¹ Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды. С. 99, 103–105; Хузин Ф. Ш., Ситдиков А. Г. Древняя Казань. Казань, 2005. С. 90–94.

²² Мухамадиев А. Г. Древние монеты Казани. Казань, 2005. С. 172–173.

²³ Горский А. А. «Всего еси исполнена земля русская…» М., 2001. С. 120–121.

²⁴ Это сведения победителей, отражающие подсчеты тел, оставшихся на поле боя.

²⁵ Первые пушки не имели хода (колес), поэтому использовались, как правило, с крепостных стен (ПСРЛ. М., 1949. Т. 25. С. 192). Вместе с тем, сочетание тяжёлых арбалетов и первых артиллерийских орудий в одном бою позволяет думать, что эти виды оружия представляли собой систему. Таким образом, речь не может идти просто о свето-шумовых эффектах.

²⁶ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 116.

²⁷ Кривошеев Ю. В. Русь и монголы. СПб., 1999. С. 346.

²⁸ Эти подсчёты исключают многочисленную челядь и пр. прислугу феодальных походов.

²⁹ IBN Bannuna. Travels in Asia and Africa, 1325–1354. Lnd. 1929. р. 149–150, 357, fn. 25; Spuler B. History of the Mongols. Berkley $ Los Angeles. 1972. р. 182–183. Об этом свидетельствует клад золотых монет делийских султанов из Ургенча (низовья Аму-Дарьи) (Фёдоров-Давыдов Г. А. Денежное дело Золотой Орды. М., 2003. С. 65. № 1796.

³⁰ Надо полагать, что посты даруги и таможенника в Болгарах смог ликвидировать только Тохтамыш в 1382 году.

³¹ Горский А. А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М., 2004. С. 247. Примеч. 17.

³² «…доспехи свои въскаладце на телегы, а иные в сумы, а у иных и сулици еще не насажены беху, а щиты и копья не приготовлены» (ПСРЛ. Т. 25. С. 193).

³³ Там же. С. 194. Городецкий и суздальские князья жестоко отомстили мордовским князьям за предательство.

³⁴ Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды. С. 211.

³⁵ ПСРЛ. Т. И, с. 25.

³⁶ НПЛ. М.-Л. 1950, с. 375.

³⁷ ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1, с. 24; вып. 2, с. 105—106. Данный исторический факт находит свое подтверждение в сообщении Супрасльской летописи: в 1379 г. Владимир Андреевичи Андрей, бывший уже полоцкий князь, совершили поход на Литву (ПСРЛ. Т. 35. М. 1980, с. 39). Но это событие имеет отношение к подготовке последнего сражения с Мамаем 1380 года (ФЛОРЯ Б.Н. Литва и Русь перед битвой на Куликовом поле, с. 160).

³⁸ День Борисоглебского поклонения (Кучкин В. А. Формирование. С. 216).

³⁹ ПСРЛ. Т. 11. С. 41.

⁴⁰ История Москвы с древнейших времен. М., 1997. Т. 1. С. 79–80; Фёдоров Г. Б. Топография кладов с литовскими слитками и монетами // Краткие сообщения Института истории материальной культуры (КСИИМК), 1949. Вып. 29. С. 67; ПСРЛ. Т. 25. С. 229.

⁴¹ Предлагая выкуп за город, Москва брала на себя ответственность за результаты мамаевского набега.

⁴² ПРСЛ. Т. 25. С. 199. Как показал В. А. Кучкин, Березово Поле следует связывать с одноименным станом Нижегородского уезда XIX в. (Кучкин В. А. Формирование. С. 227. Примеч. 198).

⁴³ Мазуров А. Б. «Трубы трубят в Коломне…» // Подмосковный летописец. 2006. № 3(5). С. 14.

⁴⁴ «И обретоша въ поле дворы ихъ повержены и шатры ихъ, и вежы ихъ, и кортовица и облачюги ихъ, и телеги ихъ, а вь нихъ товара безчислено много; и тако богатство все Татарское взявше, возрадовавшася и возвратишася каждо въ своей съ корыстью и радостию» (ПСРЛ. Т. 11. С. 43).

⁴⁵ Сражение на Воже нашло отражение в Новгородском летописании, как показал В. Д. Назаров, в самой общей форме, нуждающейся в самостоятельном осмыслении (Назаров В. Д. Вожская битва // Вопросы истории. 1978. № 8. С. 112).

⁴⁶ В московско-новгородской войне 1471 г., предшествующей Коростовской контрибуции, победа москвичей объяснялась «умением сражаться в конном строю (отработанное мно­голетней практикой службы на Берегу и столкновений с татарской конницей)» (Алексеев Ю. Г. Победа на Шелони // Неисчерпаемость источника. М., 2005. С. 286, 295). Приведенная выписка целиком относится к Вожской битве.

⁴⁷ ПСРЛ. Т. 25. С. 200.

⁴⁸ И Вельяминов, наверное, добивался должности отца, но ему в этом было отказано (Кучкин В. А. Документы кремлевской находки 1853 г. – часть архива московских бояр Вельяминовых // Материалы юбилейной научно-общественной конференции «Первые московские градоначальники и их московское боярство: традиции и современность». М., 1998. С. 12; ПСРЛ. Т. 25. С. 200).

⁴⁹ Вооружённые столкновения Руси с монголами были естественным состоянием в период до Куликовской битвы, пишет Ч. Гальперин, и методы их вооруженной борьбы, несомненно, были хорошо известны русским, что было использовано полководцами Москвы на поле Куликовом (Halperin Ch. J. Russia and the olden Horde. Bloomington, 1987. р. 91).

⁵⁰ В сражении на Воже погибло большое число мамаевых командиров, начиная с Бегича, имевших, судя по именам, разное этническое происхождение: Хазибей, Ковергуй, Карабу- лук, Кострук (ПСРЛ. Т. 11. С. 43).

⁵¹ Кирпичников А. Н. Куликовская битва. С. 16.

⁵² The Cambridge history of Russia. Cambridge UP, 2006. Vol. 1. р. 162.

⁵³ Горский А. А. Москва и Орда. М., 2005. С. 93. Примеч. 87.

⁵⁴ В 1374 г. такая группа или её часть, возглавляемая старшиной Сары-ходжой (в русской транслитерации Сарайкой), была пленена нижегородцами.

⁵⁵ Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времен до 1569 года. М., 2005. С. 138.

⁵⁶ Тимофей Васильевич Вельяминов – один из трёх братьев последнего тысяцкого В. В. Вельяминова, умершего, по Кучкину и Назарову, в 1374 г., возглавлял протокол и был квартирмейстером великого князя. Вельяминовы имели какие-то земельные владения в Московском кремле (Панова Т. Д. К вопросу о социальной топографии Московского кремля XIV–XVI вв. // От Древней Руси к России нового времени. М., 2003. С. 208–209).

⁵⁷ ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 106.

⁵⁸ Гудавичюс Э. Указ. соч. С. 137; Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации. М., 1986. С. 99.

⁵⁹ Кучкин В. А. Власть князей великих и власть князей удельных // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 2007. С. 149.

⁶⁰ По предположению Мазурова, мысль о том, чтобы совершить маневр пришла Дмитрию Ивановичу именно в Коломне (Мазуров А. Б. Указ. соч. С. 17).

⁶¹ Кирпичников А. Н. Куликовская битва. С. 25–26, 28.

⁶² Мазуров А. Б. Средневековая Коломна. С. 159, 163.

⁶³ Горский А. А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М., 2004. С. 265; Щербаков А. А., Дзысь И. А. Куликовская битва. М., 2001. С. 77; Миргалиев И. М. Политическая история Золотой Орды периода правления Токтамыш-хана. Казань, 2003. С. 42; Куликово поле. Тула, 2007. С. 56–57.

⁶⁴ Егоров В. Л. Формирование и изменение границ Золотой Орды в XIII–XIV вв. // Историческая география России: новые подходы. М., 2004. С. 56–61; Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960. С. 132–133; Миргалиев И. М. Указ. соч. С. 58–59; Шабульдо Ф. М. Земли Юго-Западной Руси в составе великого княжества Литовского. Киев, 1987. С. 139–144.

⁶⁵ Определённым рубежом в истории пограничного Нижегородского княжества, согласно Кучкину, следует считать 1392 г., когда стол здесь был ликвидирован, а наместником прислан Д. А. Всеволож (Кучкин В. А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII–XIV вв. // Польша и Русь. М., 1974. С. 251, 256. Примеч. 133, 134.

Вопросы истории. 2012. № 6. С. 118–127.

 

Московско-литовская война на рубеже 60–70-х гг. XIV в.

 

После занятия владимирского стола в 1363 г. Дмитрий Иванович московский смог решить ряд внешнеполитических задач на ордынском направлении. Вместе с тем, на западном направлении Москва столкнулась с сильным и серьёзным противодействием Литвы. Её великий князь Ольгерд (Ol´gerd, Algirdas) (1345–1377) расширял державу в борьбе, как отмечено в новейшей литературе, «с авангардом католической Европы» против Тевтонского ордена. Понимая это, Дмитрий Иванович подходил к отношениям с Литвой весьма взвешенно, понимая, что это государство выполняло роль буфера, защищавшего от агрессии крестоносцев. К тому же Литва поддерживала Тверь, что в сочетании с планами Мамая по устранению Калитовичей с политического горизонта, представляло вполне реальную угрозу планам Москвы по объединению русских земель. В 1350-е гг. Литва установила свою власть в Новгород-Северском княжестве, Брянске и Смоленске. В 1370 г. Дмитрий Иванович совершил поход в Брянск, что стратегически было необходимо для восстановления связи с Южной Русью.

В советской историографии взаимоотношений Москвы и Литвы события, предшествовавшие Куликовской битве, трактуются так: в 1367 г. Дмитрий Иванович возвёл белокаменный кремль, который в 1368 и в 1370 гг. пытался, но так и не смог взять Ольгерд, а после того, как под Любутском в 1371 или 1372 г. его авангард был разгромлен Дмитрием Ивановичем, Ольгерд выдал свою дочь Елену, внучку Александра Михайловича тверского, за Владимира Андреевича – двоюродного брата Дмитрия московского – в качестве династийного приложения к подписанию вечного мира.

В новейшей американской историографии большое внимание уделяется сооружению каменной крепости в Москве, а в многотомной «Истории России» последовательно в рамках хронологии летописей излагаются события 1367–1375 годов¹.

«Я хотел бы, – недавно писал А.Н. Сахаров, – напомнить факт о том, что в период до Куликовской битвы, Москва трижды отбивала натиск литовцев в 1368, 1370, 1372 годах»².

На самом деле, судя по белорусско-литовским летописям, события носили более драматичный характер и в историческом плане – более поступательный. И хотя в них не сообщается о возведении каменной крепости в Москве, следует полагать, что при военно-стратегической оценке ситуации Москва исходила из её наличия.

«Михаил тверской, – писал С. М. Соловьёв в своей знаменитой работе «Об отношении Новгорода с великими князьями», – вздумал возобновить борьбу деда своего с Москвою, позабыв, что обстоятельства были уже не те, …Дмитрий собственными силами и силы Москвы превышали тверские»³.

Необходимо пояснить, что во времена Ивана Калиты монголы не имели планов взятия столицы Московского княжества. Поэтому сооружение каменного кремля – это очень важный исторический факт в военно-политической истории Восточной Европы. Л. В. Черепнин описывает сооружение каменного фортификационного сооружения, называемого кремлем, как иллюстрацию к обоснованию датировки первого докончания двоюродных братьев, совладельцев Москвы, – Дмитрия Ивановича, будущего Донского, и Владимира Андреевича, будущего серпуховского и боровского князя, героя Куликовской битвы⁴.

Несколько отклоняясь от изложения, заметим, что каменная крепость в Москве – первый реализованный проект Владимирской Руси по возведению нового типа фортификации, детерминированный пожаром 1365 года. Начатый в Нижнем Новгороде проект не увенчался успехом ввиду двух разбойных походов ушкуйников в 1366 году.

Согласно летописным данным, в следующем году Дмитрий Иванович совершил неожиданное нападение на Тверь, в результате которого Михаил тверской бежал в Литву. Судя по записям Никифоровской летописи, конспективно описывающей события, воспользовавшись отсутствием основных сил, занятых во главе с Андреем (горбатым) Полоцким в Голице-Волынской Руси, Владимир Андреевич, серпуховско-боровской князь, «пришед ратью, възя Ржеву». Это была блестящая военно-политическая победа московских князей, вбивших клин между Тверью и Литвой. Переполошившийся противник Москвы быстро сколотил коалицию, которая, воспользовавшись отсутствием войск, подошла к Московскому кремлю. Однако взять кремль Ольгерд не смог. По данным тверской летописи, Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич заперлись во вновь отстроенном кремле, «что стоял около города три дня и три нощи остановъ загородиа все пожже»… «а града кремля не взял и поиде прочь».

Таким образом, потоптавшись у стен кремля, Ольгерд даже не попытался его штурмовать. Наиболее содержательно события 1368 г. приведены в Московском летописном своде (МС), где в отличие от белорусско-литовских летописей в конце статьи под 6874 г. приводятся более подробные сведения об этих событиях.

Значительный научный интерес представляет поездка Владимира Андреевича, достаточно скупо описанная в белорусско-литовских летописях: «Тое же зимы князь Володимер Ондреевичь ходи на помощь пьсковичем» ⁵. Не понятна целесообразность такого шага с точки зрения разрешения ситуации в пользу Москвы в литовско-тверском противодействии. Объяснение этому маневру мы находим в МС, читая, как зимой 1368–1369 гг. «…князь Володимеръ Андреевичь, посланъ великымъ няземъ, иде в Новъгород Псъковичемъ на помощь и бысть тамо от збора до Петрова дни». Таким образом, в 1368 г. москвичи нанесли два военных удара с целью разрушить литовско-тверскую коалицию. Как покажут некоторые последующие события, присоединению Смоленска к Москве мешала борьба с Тверью, как по территориальным, так и политическим мотивам. С одной стороны, она отвлекала все силы и средства, а с другой, способствовала, как ни странно, некоторому уменьшению аппетитов главного врага Москвы – Мамая.

События 1368 г., повлиявшие на дальнейшее развитие литовско-русского противостояния, высоко оценены «Ливонской историей» 1887 года⁶.

Ожидая военного ответа, Михаил тверской собрался с силами. Стоит упомянуть о малоизвестном факте, вскользь отмеченном Э. Клюгом, а затем П. Д. Малыгиным (одним из редакторов перевода работы Клюга): «в осенину Михаил Александрович во две недели город Тферь срубили древян»⁷. Не отвлекаясь на сроки возведения оборонительного сооружения, а если говорить точнее – крепостной стены (вала с частоколом), заметим, что работы производились во время ежегодного сбора основного налога – налога на доходы, а это исходя из климатических условий, могло быть только в сентябре. (Очень странно, что Тверской сборник события этого года и, что особенно важно, фортификационное строительство, вообще игнорирует)⁸.

Стремительное возведение вала с частоколом в Твери, по-видимому, изменило планы Москвы на 1369 г., и она нанесла удар по Смоленскому княжеству – тогдашней территории Литвы, а зимой 1369–1370 гг. стала укреплять фортификацию Переславля, который не смог взять Кейстут 7 апреля 1372 г., как традиционно датирует это событие Клюг⁹. Всё это создало предпосылки для похода Ольгерда в 1370 году. Маховик войны раскручивался всё сильнее.

26 ноября 1370 г. Ольгерд (1296–1377), Великий князь литовский, внезапно появился под Волоком Ламским. Попытка сходу взять город успехом не увенчалась, а осуществлялась как обычно при нападении на города в средневековье – по мосту через центральные и, по-видимому, единственные ворота. Здесь на мосту приняли бой волочане, возглавляемые князем Василем Ивановичем Березуыским. Сам князь получил удар копьем, нанесённый из-под моста. Нагноение переросло в гангрену и князь скончался. Смерть Березуыского произошла, скорее всего, после того, как война закончилась. В то же время можно интерпретировать факт ранения на мосту, как попытку волочан совершить вылазку, поскольку перед этим источник сообщает о том, как Ольгерд «два дни оу Волока бився». Летопись даёт высокую оценку подвигу Василия Березуыского: «иже преже много мужьствова на ратехъ и много храбровавъ на браняхъ и тако положи животъ свои, служа князю верою. Тому хоробру такова слава»¹⁰.

Двухдневный штурм ни к чему не привёл, но грозил спутать все планы, и тогда Ольгерд попытался переиграть ситуацию. Он бросил Волок и маршем двинулся на Москву. Однако, забегая вперед, заметим, что Ольгред уже потерял время, и это дало возможность Москве подготовиться к обороне.

Дату 26 ноября мы уже приводили – это день появления литовской армии под Волоком¹¹. Дальнейший хронометраж событий несложен, если принять во внимание, что литовская рать, по данным МС, появилась у Москвы 6 декабря. При этом напомним, что исходя из сведений А. Н. Кирпичникова о походе Дмитрия московского в 1375 г. на Тверь, летом московским ратям нужно было пройти 120 км. за 6 суток¹². Зимой 1370–1371 гг., когда дороги не расчищались, расстояние 120 км Ольгерд прошёл за 8 дней¹³.

Тверской сборник приводит дату появления Ольгерда под Волоком 6 ноября, что может быть опиской, природа которой состоит не в стремлении оспорить московское летописание, а в желании показать иной информационный источник. Дело в том, что тенденциозная Хроника Быховца XVI в.¹⁴ указывает без даты началом антимосковских кампаний Ольгерда г. Витебск¹⁵. Даже прямолинейные измерения расстояния от названого города до Волоколамска (373 км) позволяют утверждать, что дата 6 ноября в Тверской летописи означает не появление литовской армии под Волоком в 1370 г., а её выход из Витебска. В специальной палеоклиматической сводке отмечено, что в 1370 г. на Русской равнине была дождливая осень и многоснежная зима. Если последнее не оспа­ривается, то вероятность наличия шоссейной дороги как инженерного сооружения, которой не страшна осенняя распутица¹⁶, следует лишь подтвердить¹⁷.

В Москве было решено, что Дмитрий Иванович останется в кремле, а его ближайшие сподвижники – двоюродный брат Владимир Андреевич и митрополит Алексий – разъедутся в самые отдалённые пункты, чтобы в случае самого неблагоприятного развития событий Северо-Восточная Русь имела возможность сохранить духовное и военное руководство, силы и ресурсы. Дмитрий Иванович запёрся в кремле, но летописи по данным этого года не сообщают, сжёг ли он перед этим посад, тогда как в 1368 г., несмотря на более сложную обстановку, он посад сжёг¹⁸. Тем не менее, Клюг разыскал сведения относительно того, как москвичи сожгли Загородье, где находился торгово-ремесленный посад¹⁹. Посады состояли из деревянных строений и полуземлянок. Материалы, из которых они были сделаны, могли использоваться нападавшими для сооружения осадной техники, а зимой – для бесплатного расквартирования войск. В декабре 1368 г. Ольгерд смог в таких условиях простоять перед крепостью, где постоянно «курились» дымки печей, трое суток, а в 1370 г. – восемь. Источники не сообщают о каких-либо активных боевых действиях со стороны литовской рати. И не мудрено, ведь перед этим они не смогли взять даже городок Волок. Поэтому, сделаем вывод, что отдать приказ о штурме Ольгред не решился.

В таких случаях в средневековье переходили к осаде, надеясь измором заставить противника капитулировать. Осаждавшие занимались грабежами, захватом пленных, что предполагает наличие разведки. Об этом русским было хорошо известно, более того, русские войска также использовали подобные методы ведения войны²⁰. В предыдущую кампанию Ольгерд, как известно, воспользовался данными допроса пленных, которые указали на отсутствии ратей у Дмитрия Ивановича в Москве, и это позволило ему принять решение идти на Москву²¹. На этот раз, дойдя до Москвы, Ольгерд остановился на Поклонной горе, где и получил известия о выдвижении с Перемышля²² Владимира Андреевича. Здесь он прикрывал юго-западное направление, исходя из опыта прошлой кампании. На этот раз, насколько можно предположить, москвичами был распущен слух о присоединении к Владимиру Андреевичу рязанских князей.

Эта информация послужила основанием для запроса о перемирии, которое было заключено не позднее 13 декабря. Против Ольгерда был и настрой его собственной армии, не горящей желанием идти на штурм²³. При этом, Ольгерду нужно было уйти не просто с миром, при боеспособной армии, но и сохранить лицо военачальника, хотя бы перед своей личной дружиной и вассалами.

Обратимся к первоисточнику. «А Ольгердъ въсхоте вечного миру, а хотя дата дщерь свою за князя Володимира Андреевича, еже и бысть. И тако помирися отъиде оть Москвы…»²⁴. Предположим, что инициатором перемирия был Ольгерд. Представляется, что сначала оно должно было быть заключено сроком до 30 июня следующего, 1371 г., после чего по предложению Ольгерда, мог быть заключен «вечный мир». Гарантией такого мира послужил бы брак его дочери Елены с Владимиром Андреевичем. Поэтому предложение Ольгерда, сделанное им под стенами кремля, было для русских князей делом выигрышным, как с военно-политической, дипломатической, так и с моральной точки зрения.

Запись МС о времени заключения мира «на Петров день» статьи под 1370 г. сопоставима с записью следующего года, где говорится об обручении Владимира Андреевича после отъезда Дмитрия Ивановича в орду за ярлыком 15 июня.

Значит послы Ольгерда прибыли в Москву в период между 15 и 30 июня 1371 г., и перемирие было заключено. Его подписал митрополит Алексий. Очевидно, тогда и произошла помолвка Владимира Андреевича и дочери Ольгерда Елены²⁵. Черепнин обнаружил факт продления перемирия 1371 г. сроком ещё на три месяца, на которое, очевидно, пошла Литва после окончания первого срока. И только после окончания второго срока «вечный» мир был заключён. Он продержался не более года.

Конечно, он был невыгоден Твери и Мамаю. Но, если Мамай манипулировал ярлыком на великое княжение, то Михаил тверской, как представляется, пропустил через свою территорию новгородских ушкуйников, нанёсших удар по Костроме и Ярославлю²⁶. Ответ Дмитрия Донского был двойной и по средневековым меркам немедленный²⁷.

Скорее всего, «тое же зимы месяца декабря 30 родися великому князю Дмитрею Ивановичу сынъ Василеи. Тое же зимы женися у великаго князя Олгирда Литовськаго князь Володимеръ Андреевич Московскыи и понят дщерь его Елену». Это позволяет утверждать, что после рождения наследника серпуховской князь был отправлен в Литву, где его принял будущий тесть, назвавший будущего зятя московским князем, и вывез оттуда жену. Полемизируя с В. А. Кучкиным, относительно возможной даты женитьбы Владимира Андреевича, А. Б. Мазуров определяет её до начала Великого поста 1372 г., то есть до 25 января²⁸.

Изложение приведённых событий было необходимо хотя бы для того, чтобы показать невозможность сражения под Любутском в 1371 или 1372 годах. Необходимо придерживаться даты, как белорусско-литовских летописей, так и МС, – 12 июля 1373 года. Однако А. А. Зимин склоняется к более ранней датировке²⁹.

Завязка и эскалация конфликта произошли стремительно. Оказывая давление на своего вассала, Литва потребовала пропуска ратей для нападения на московские, а также новгородские владения. Поводов для этого у Литвы было много. Достаточно вспомнить, что до того, как был заключен договор «О одиначестве», Литва также могла быть подвергнута нападению со стороны Москвы и Новгорода.

Вторжение литовских войск произошло на апрельской Фоминой неделе 1373 г., то есть по последнему снегу. За перечислением состава ратей Литвы летописец упустил из виду имя великого князя – Ольгерда и, как покажут события этой войны, не зря.

Имея численное преимущество, литовско-тверское войско атаковало Переяславль, Дмитров, Кашин. Везде были сожжены посады, взяты откупы с городов, но сами укрепления – грады – были им не по силам. Взятое в плен мирное население сгонялось в Тверь. Апофеозом войны послужило нападение на Торжок и разграбление союзниками Новоторжской волости. Жители Торжка и присланные им на помощь новгородцы сражались в поле до последнего, но были разбиты превосходящими силами противника. В числе погибших было много знатных бояр и воевод, в том числе известный ушкуйник Олександр Обакунович³⁰.

Как уже говорилось, взятые в плен жители и ратники сгонялись в Тверь. То, что произошло в Твери в июне-июле 1373 г., сейчас бы назвали гуманитарной катастрофой. В жару несколько тысяч человек без пищи и какой-либо помощи оказались в подожжённом посаде столицы княжества. Огонь охватил весь город. Как пишет Московский свод, пламя сотворило то, что «иже и погани тако не творять», что являлось отражением общерусского мнения. Новгородская летопись отмечала: «понеже бо ни от поганых не бывало такого зла». Тверской князь Михаил Александрович, приказав спасти часть своего имущества и наиболее ценных пленных, покинул горящую Тверь. Очевидно, что многие пленные, пользуясь неразберихой, попросту разбежались.

Нападение на Торжок состоялось 31 мая 1373 г., а пожар произошёл спустя две-три недели, во всяком случае, до 30 июня, – Петрова дня, когда Владимир Андреевич, двоюродный брат Дмитрия Ивановича, покинул Новгород, посетив его второй раз за последние 5 лет. Сопоставляя визиты 1368 и 1373 гг., нетрудно заметить, что правительство Дмитрия Ивановича считало Новгород «своей» территорией, и не давало возможности расширить литовскую экспансию.

Уместным будет обращение к «регистру текстов», относящихся к новгородско-ганзейской торговле. Напомним, что 20 июля 1372 г. Новгород перезаключил мир с немецким купечеством³¹, кратко описанный Кучкиным³². Рассмотренное военно-политическое столкновение в Торжке показало, что делалось всё правильно: Новгород развязывал себе руки, но, к сожалению, отбить атаку антимосковской коалиции не сумел. Ведь никто не станет отрицать, что, защищая Торжок, новгородцы защищали и московские интересы.

Анализ записей Новгородской первой летописи младшего извода по Комиссионному списку под 6880 г. и статьи следующего года наряду с вышеизложенным позволяет утверждать, что, благодаря Владимиру Андреевичу, в Новгороде стали копать ров на Людовом, Загородном и Неревском концах города. Летописец разнёс эти события по разным датам, дабы не быть обвинённым в промосковских настроениях³³.

Московский князь пробыл в Новгороде с 13 марта по 29 июня 1373 года³⁴. Пытаясь отвлечь силы литовско-тверской коалиции от московских городов, Новгород 24 мая двинул в Торжок свои рати. Это вынудило Михаила тверского лично принять участие в отражении угрозы с Торжка. Возникает вопрос, имел ли юридические основания Владимир Андреевич распоряжаться в Новгороде, как военный представитель Дмитрия московского? Ответ – положительный. Как следствие, возникает второй вопрос – нёс ли он моральную ответственность за проигрыш под Торжком? Что удивительно, но Москва в эпоху Дмитрия Донского действительно чувствовала свою ответственность перед периферий за промахи в своей наступательной политике. Известно, что, когда Мамай взял Нижний Новгород, Москва предлагала выкуп, чтобы избежать поджога города. Рассмотренный случай произошёл раньше, но не стал от этого менее актуальным. Коль скоро князь Владимир отбыл из Новгорода 29 июня, значит, он готовился лично возглавить оборону города. Между тем, известен проект мирного договора Новгорода и Твери (Наказ), датируемый Кучкиным июнем – началом июля³⁵, который, по нашему мнению, может служить оправданием действий Владимира Андреевича, тем более, что князю было известно о планах Михаила тверского. Посылка новгородских послов в Тверь, возможно в качестве прикрытия отъезда князя, могла состоятся 29 июня 1373 года. Владимир Андреевич больше нужен был в Москве.

Содержание проекта договора, его унизительность для Новгорода, который отказывался от всего захваченного Тверью, позволяет заключить, что это был тактический ход Новгорода, поскольку из новейших исследований становится ясно, что в последующем обстановка позволила новгородцам дезавуировать свои собственные предложения.

Летописи лаврентьевско-троицкой группы утверждают об участии Михаила тверского в стоянии под Любутском. Тверской сборник указывает на 12 июля, как на дату выезда из Твери её князя, что позволяет предположить, что Михаил тверской воспользовался пожаром для скрытного выдвижения на встречу с Ольгердом под Любутск.

Несколько возвращаясь назад, заметим, что в предыдущем 1372 г. Дмитрий Иванович был занят рязанскими делами, и что важно отметить, – решил вопрос о владельце княжеского стола в Рязани в свою пользу. Это было сделано в то время, когда Ольгерд замышлял свой грандиозный план.

После женитьбы, а может и одновременно с ней, 25 января был заключен Договор между Великим князем Дмитрием Ивановичем и Владимиром Андреевичем серпуховским, по которому помимо всего прочего Владимиру Андреевичу был обещан Торжок³⁶. Таким образом, в следующем, 1373 г., серпуховской князь «отстаивал» уже свой удел.

Нельзя обойти вниманием тот факт, что Владимир Андреевич действовал в правовой традиции духовных грамот, оставленных ещё Иваном Калитой. Как установил в своё время Ю. Г. Алексеев, духовные Калиты послужили легитимным основанием возникновения политически удельного строя и верховной власти великого князя московского³⁷. Таким образом, отнесение Торжка к числу уделов двоюродного брата Дмитрия Ивановича позволяет в дальнейшем уверенно объяснить бинарность положения духовных Дмитрия Донского об отнесении Галича-Дмитрова Владимиру Андреевичу.

Сражение под Любутском в ряде летописей описывается как событие, произошедшее после женитьбы Владимира Андреевича, что расходится с устоявшимся в историографии мнением, но не может быть опровергнуто хронологией событий. Помимо этого, необходимо отметить, что сражения как такового, по данным летописи, не было вовсе. Однако сейчас важен сам факт, что даже тенденциозная в этом отношении протверская летопись, отмечает, что Дмитрий Иванович не заперся в каменном кремле, а вышел навстречу войскам коалиции и договорился с ними о мире.

Белорусско-литовская Супральская летопись, казалось бы, забегая на 2 года вперёд, точнее всех сообщает: «Того же лета Олгиръдь, князь литовъскыи, поиде ратию к Москве. Слышаль же князь великыи Дмитреи Ивановичь, Собра вой многи приде противу ему, ему стрегоша у Любуцьку. И стояху прямо себе, а промежи ров круть, нелзе снятиси обеимь полькомь. И взя мирь межи собою вечьные».

Предварительный просмотр записи МС под 1373 г., посвящённой «любутской истории», показывает, что реконструировать план Ольгерда по взятию Москвы можно с достаточной долей вероятности. Собрав огромные силы во главе с братом Кейстутом, сыном Витовтом, великий литовский князь Ольгерд Гедиминович сам участия в этом мероприятии не принимал, о чем упоминалось выше. И нападения на московские города, расположенные по периметру Тверского княжества, были рассчитаны на вооруженное вмешательство Дмитрия Ивановича, но даже нападение на подмосковный Дмитров не спровоцировало москвичей на военное вторжение, и тогда войска коалиции обрушились на Торжок. В это время, очевидно, из района Могилева-Чернигова-Брянска Ольгерд с личной дружиной пошёл к Оке, надеясь с юга выйти на Москву.

Как официально сообщает МС Ольгерд «в думе (задумал. – Н. Х.) со княземъ Михаилом Тферьскм со едино и поиде с ратью к Москве». Так под Любутском встретились три армии – Ольгерда, тверская и Дмитрия Ивановича. Это произошло в конце июля – начале августа 1373 года. Мир был заключён, исходя из того, что все три стороны принадлежали к одной конфессии. Ольгред исповедовал религию православного толка, как частное лицо. Таким образом, Рогожская летопись чуть ли не приписывает Твери роль миротворца.

Вместе с тем, место боевого соприкосновения Ольгерда и Дмитрия Ивановича московского интересно само по себе. Любутск в настоящее время представляет собой археологический памятник – объект культурного наследия федерального значения, расположенный при впадении речки Любутки в Оку, несколько ниже по течению современной Калуги. Отсюда видно, что подойти к этому пункту тверские рати, минуя Москву, могли только транзитом через Смоленские земли.

Согласно грамоте литовского князя Ольгерда к патриарху Филофею, датируемой Кучкиным летом 1371 г., Калуга в числе иных городов, таких как Ржев, Луки, Березудск, Мценск отошла к Москве после провала московской операции в декабре 1370 года. Поэтому появление Любутска, как место встречи, соседнего с Калугой, позволяет отнести их к исторической дуальности городов средневековой Руси, выходящей за рамки простого историко-археологического источниковедения. И в самом деле, Любутск, расположенный восточнее оспариваемой Ольгердом Калуги, должен был быть взят литовско-тверским войском и послужить отправной точкой наступления на Москву. Калуга не могла остаться в стороне, когда рать Дмитрия московского «воевати города Дьбряньска», что произошло летом 1370 года³⁸. Никто не станет утверждать, что к Брянску москвичи добрались через Тулу или Дорогобуж. Однако след­ствием этого похода могло стать аннулирование Филофеем своего патриаршего акта о наделении Алексея главой русской, киевской и литовской церквей, о чем с сомнением пишет протоиерей И. Мейндорфф³⁹. Может быть, исходя из этого обстоятельства, Ольгерд стал жаловаться в Константинополь, но не по церковным делам, а по политическим, а это было удобней сделать несколько позднее провала второй «литовщины». Можно предположить, что Любутск в 1371 г. уже был объектом геополитического действа⁴⁰.

Поход тверского князя в обход московской земли требует обоснования. Но, перед тем как сослаться на перспективный пример XVI в., приведём сведения смоленской летописи Аврамки. Источник сообщает с максимальными подробностями о том, что по инициативе Ольгерда Михаил тверской прибыл под Любутск. Дата выхода тверской дружины из Твери, 16 июля, должна быть отнесена к выходу Дмитрия Ивановича из Москвы⁴¹. Монах Авраамка сообщил, что «стояние» продолжалось несколько дней, то есть ситуация была патовой, и после подписания очередного вечного мира рати разошлись. При этом летописец, несколько приукрашивая события, сообщает о том, что тверичи возвратились на родину без потерь⁴². Последнее косвенно может свидетельствовать о транзите тверичей через смоленские земли.

Михаил тверской и его дружина принимали участие в сражении под Любутском. В 1500 г., согласно исследованиям, в частности, А. А. Зимина и Н. С. Борисова, основная московская рать сосредоточивалась на смоленском направлении. Её первоначально возглавлял Юрий Захарьич, который весной 1500 г. взял Дорогобуж. Затем этому воеводе были приданы тверские войска Д. В. Щени, и они подоспели вовремя, проделав путь более чем в 300 км⁴³, победив затем в Ведрошской битве⁴⁴.

Надо сказать, что военной истории известны факты, когда о встрече союзников или начале стратегических операций было известно всем, а не только противникам. Учитывая расстояния, а также дату выхода Михаила из Твери, можно считать, что лазутчики сообщили Дмитрию Ивановичу о выдвижении тверичей на Оку⁴⁵.

Оперативно-тактическое искусство Ольгерда, подтвержденное в стоянии под Любутском, натолкнулось в данном эпизоде на стратегию Москвы относительно захватчиков с Дикого поля, где противостояние Мамаю, как это станет очевидным в ходе последующих событий, будет основной военной тактикой Дмитрия московского. Поэтому, когда в исторической литературе утверждается, что только в 1376 г. Дмитрий Иванович впервые вышел на Оку «стеречь Мамая», следует уточнить, что это не так. Ведь поход на Оку, состоявшийся в 1373 г., мог быть вызван теми же причинами, что и поход 1376 года. В любом случае, надёжность разведданных на таком оперативном пространстве свидетельствует о предварительной проработке вопроса московскими военными кругами. Отныне в Москве решили не допускать противника – Ольгерда, а затем Мамая – на свою территорию, когда даже при поражении врага остаются потоптанные сельхозугодья, разрушенные сёла и города, а мирное население попадает в плен⁴⁶.

В этой связи, когда летописи сообщают об обнесении в следующем году Владимиром Андреевичем града Серпухова дубовой стеной, интерпретируя этот шаг как антиордынское оборонительное мероприятие, следует согласиться с этим, упомянув и об антилитовской направленности серпуховской фортификации. Известно, что Серпухов подвергался нападению иноземных захватчиков в 1382, 1409 и 1410 годах. При этом в последний раз, в 1410 г., это совершил литовский князь Свидригайло. Впоследствии, согласно Д. Островски, Дж. Кипу и Дж. Алефу, Калуга и Серпухов были главными пунктами сосредоточения резервов для обороны со стороны Дикого поля⁴⁷. А. М. Сахаров как-то заметил, что берег Оки в 1360 г. начал укреплять митрополит Алексей, заложив около Таруссы Владчев монастырь⁴⁸. Следует помнить, что исследования, указавшие на формирование в XVI в. двухкомпонентной оборонительной системы Севе­ро-Восточной Руси, имеют ввиду возведение московской каменной крепости и «берега»⁴⁹.

Вернемся непосредственно к сражению под Любутском, куда дружина Дмитрия Ивановича подошла раньше противника. Дмитрий Иванович рассчитывал мощным внезапным ударом, опрокинув боевое охранение, прижать главные силы Литвы к оврагу, но литовцы сумели превратить авангард в арьергард. Вероятно, Ольгерд попытался обойти Любутск. Тогда москвичи стремительно атаковали сторожевой полк противника, и Ольгерд вынужден был отвести главные силы за овраг или ров. Последнее обстоятельство существенно облегчает поиск места любутского стояния и его современную топографическую привязку.

Две армии стояли друг против друга, разделённые оврагом. Сложилась патовая ситуация, и только перемирие позволило воюющим сторонам разойтись без опасения получить удар в спину.

В перемирной грамоте, составленной здесь под частоколом Любутска, которая использовалась Кучкиным в монографии «Договорные грамоты московских князей XIV в.», есть два пункта, которые выделяются своим императивом. 1. «А се грамота буде князю великому Олгерду не люба, инъ отошлетъ». 2. «А со Ржевы до исправы не сослати».

Предположим, что данный документ составлялся в походных условиях и носил предварительный характер. Но это абсолютно не означает, что он готовился наспех. (Черепнин, где-то заметил, что перемирие состоялось «под Любутском»). Датообразующие признаки – «от оспожина заговения до Дмитриева дни» – указывают на окончание любутского противостояния в военной плоскости и переход в плоскость дипломатическую. Следовательно, переговорщики каждой из сторон встречались не раз и, заметим, не за одним столом. Кучкин пишет, что с той стороны было семь переговорщиков, косвенно указывая на численность ратей антимосковской коалиции. Рассмотрим пункты договора подробней.

П. 1 следует отнести к требованиям, исходящим от литовской стороны. К сожалению, документа о «вечном мире» историками не обнаружено. Литовская сторона, выступая в качестве инициатора перемирия, выставляла условием внесение изменений в конечный текст мирного договора. Кучкин, приводя «ответную» реплику москвичей на требование Ольгерда, отметил боеготовность противостоящих сторон.

Не оспаривая данное положение, заметим, что это московская часть документа, в которой Дмитрий Иванович призывал литовскую сторону не затягивать с рассмотрением московских предложений по мирному договору, который назывался в то время «докончанием». Следует отметить, что в дипломатической практике того времени перемирия носили срочный характер.

По поводу Ржева (п. 2) уточним, что эта приписка означает спорность выделенного населенного пункта⁵⁰. Составители документа в последний момент подстраховались ввиду возможных обвинений в братании с противником. Опытность царедворцев заслуживает уважения, хотя очевидно, что в полевых условиях стороны не всегда расходились миром. Дело в том, что на самом деле источниковедческая ценность такой приписки состоит в том, что, поскольку он составлялся около Любутска, который стороны, видимо, не поделили in siti, то есть сейчас мы можем соотнести Любутеск и Ржев, как два военных объекта, отмеченные одновременно в литовской и залесской частях Списка всех русских городов⁵¹.

Возвращаясь несколько назад, приведём бесценное известие Тверского сборника, который после сообщения о побеге из тверского погреба-тюрьмы четырёх новгородцев 20 апреля 1373 г. с местническим патриотизмом сообщает: «Того же лета князь великий Михайло около града Твери валъ копалъ, и ровъ копалъ, оть Волги до Тьмакы, Тверскыми волстми и Новотржскыми губами, и вал засыпали (срыли. – Н. Х.) отъ Волгы».

Данное известие как раз и позволят понять причину «командировки» Владимира Андреевича в Новгород⁵², которая началась до вторжения литовских ратей в пределы Тверской земли в период антипасхи 1373 года. Совладелец Москвы возглавил строительство в Новгороде дополнительных фортификационных сооружений, и эта его деятельность, естественно, не осталась незамеченной в Твери. Москве это было необходимо и по экономическим соображениям, поскольку согласно Г. Дивальду, Р. Камерону и Л. Нилу, в середине XIV в. Ганзейский союз, куда вошел и Новгород, получил полное оформление⁵³. Весьма крупные по тем меркам фортификационные работы тверичей и послужили толчком для раскрытия плана Ольгерда на 1373 г. относительно Москвы.

После получения известия о вводе в пределы Тверского княжества литовского войска в Москве сразу обнаружили, что среди его командного состава были все, кроме самого Ольгерда. Из практики прошлых нападений Литвы было хорошо известно, что атака на Москву происходила всегда во главе с Ольгердом, когда тяжелая кавалерия сбивала заставы и маршем двигалась к цели. Поэтому, во все города был разослан приказ «стоять до последнего» и предпринять меры по установлению местонахождения Ольгерда, а также Михаила тверского.

Однако, объективно кампанию 1373 г. Ольгред проиграл, не добившись поставленной цели и понеся при этом, в отличие от Твери, некоторые военно-политические потери. Современный литовский историк Э. Гудави чюс заметил, что всю свою жизнь Ольгред с братом Кейстутом провёл в седле⁵⁴, но после поражения он до самой своей смерти в 1377 г. не пытался предпринять никаких шагов в отношении Северо-Восточной Руси, уступив при этом Смоленское княжество. Обращение Андрея (горбатого) Полоцкого, бывшего сыном покойного литовского князя от первого брака, к русским в 1377 г. свидетельствует о серьёзном внутриполитическом кризисе в Литве, возникшем из-за вопроса престолонаследия. Это обращение последовало после страшного поражения русских войск на р. Пьяне (Пьянзе) от Мамая в июле 1377 г. и стало серьёзной моральной и политической поддержкой Дмитрия Ивановича.

Возведение каменной, как оказалось неприступной для Ольгерда, крепости в Москве заставило его искать военно-тактические приёмы для её взятия.

Два раза он попытался использовать фактор внезапности, а в 1373 г. – глубокий обходной маневр. План Ольгерда состоял в том, чтобы отвлечь внимание, силы и средства Москвы на тверском и новгородском направлениях, затрудняя оперативную связь между Москвой и Новгородом, а затем, оставив Дмитрию Ивановичу погубленную Тверь, броском из района Калуги захватить Москву.

В заключении заметим, что западное направление внешней политики Московского княжеского дома не было детерминировано борьбой с Тверью и присоединением Смоленска. Это направление было связано с таким геополитическим фактором, как Великое княжество Литовское, которое до начала описанных событий вобрало в себя западные и южнорусские земли и стремилось поставить Москву на уровень Твери.

Внешняя политика в то время основывалась, прежде всего, на использовании вооружённой силы, а дипломатия в данном случае лишь подчёркивала успехи или неудачи военных. Причём, мирные договоры подписывались после завершения военных действий и нарушались опять же с применением силы. Затем они перезаключались, чтобы снова быть нарушенными. В Москве полагали, что справятся с Тверью всегда и «иными средствами», поэтому не заключали с ней мирных договоров как с Литвой. В Москве считали Михаила тверского конкурентом за обладание владимирским княжением, но не иноземным захватчиком, на которого бы распространялись нормы международного права⁵⁵. Ещё А. В. Экземплярский писал, как «на исходе 1373 г. Михаил Тверской подписал мир с великим князем московским: отпустил его сына Ивана (конечно, за деньги, выкупив его в Орде)⁵⁶. Коюг описывает, как весьма заботливое, содержание старшего сына Михаила тверского в качестве пленника в Москве при митрополичьем дворе⁵⁷.

Хочется обратить внимание на исследования французского историка В. Водова, который пишет, что, начиная с XIV в., тверские князья объявили себя старшими, ведя своё происхождение от киевских князей⁵⁸. Именно с Михаила Ярославовича и Ивана Даниловича началась борьба за титулование словом «царь»⁵⁹.

Появление Михаила Александровича под Любутском со своей дружиной доказывает территориальную экспансию Твери в борьбе против Москвы, апогей которой пришёлся на рассматриваемое время.

На территории северо-восточной Украины были найдены клады, состоящие из длинных новгородских палочковидных слитков. Есть все основания предположить, что слитки эти могут быть соотнесены с тверскими финансовыми потоками в ближнюю Украину, что нумизматически может быть приемлемо, исходя из длительного периода обращения данного денежного носителя дорублёвой системы⁶⁰.

Следует сказать, что в течение рассматриваемого периода и в последующем Тверь постоянно укреплялась в фортификационном плане. Укреплялся Москвой и Новгород, но инженерные сооружения возводились на дерево-земляной основе. Эти крепости, также как и каменный кремль Москвы, противными сторонами, воюющими друг с другом, не были взяты штурмом ни разу. Поэтому, факт строительства каменного кремля в Москве свидетельствует не столько о военных притязаниях Москвы в то время, сколько о её экономической мощи. Решение литовской проблемы позволило Москве сосредоточиться на борьбе с Мамаем. До Куликовской битвы оставалось 7 лет.

 

Примечания

 

¹ The Cambridge history of Russia. Vol. 1 : From early Russia to 1689. Cambridge, 2006. P. 166–167.

² Сахаров А. Н. Древняя Русь на путях к «Третьему Риму». М., 2006. С. 102.

³ Соловьёв С. М. Об отношении Новгорода с великими князьями : ист. исслед. : [Доп. сводной Новгородской грамотой]. М., 1846. С. 74.

⁴ Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. М. ; Л., 1948, Ч. I. С. 33. Заметим, что Дмитрий Иванович показал кремль Михаилу тверскому, но перенять опыт тот никогда не пытался.

⁵ ПСРЛ. Т. 17. Стб. 37–38.

⁶ История Ливонии. Рига, 1887. Т. 2. С. 369.

⁷ ПСРЛ. Т. 15. Стб. 91.

⁸ Там же. Стб. 429.

⁹ Клюг Э. Княжество Тверское (1247—1485). Тверь, 1994. С. 197, 206.

¹⁰ ПСРЛ. Т. 15. Стб. 94.

¹¹ Тверской сборник приводит дату появления Ольгерда под Волоком – 6 ноября, что как здесь показано, не является опиской. См.: ПСРЛ. Т. 15. Стб. 430.

¹² Кирпичников А. Н. Куликовская битва. Л., 1980. С. 27.

¹³ Постоянный снежный покров в московском регионе зимой 1370–1371 гг. установился довольно рано – в конце ноября, причём по старому стилю. Это наблюдение позволяет точнее осуществить дальнейшую критику исторического источника, отложившегося в одной из белорусско-литовских летописей: «В лето 6878. По многи мощи быша знамения по небу, яко столпы. Тогда уполану снегь в Новегороде за святым Благовещеньем, засыпа дворы и с людми. На ту же зиму ноября месяца паки приходи Олгирдь к Волоку. На Николин день к Моськве и стоя у города 8 дни и, вземь мир, возовратися восвояси». Свои причины не упоминать центр есть у Тверского сборника: «Той же зыми въ Новъго- роде Нижнемъ уползе многь снегь, и упаде съ горы за сватымъ Благовещениемъ, и засыпа двори съ людми». См.: ПСРЛ. Т. 35. С. 48; Т. 15. Стб. 430.

¹⁴ ПСРЛ. Т. 11. С. 11. Хроника Быховца, памятник белорусско-литовского летописания, – тенденциозный источник XVI в., составлявшийся в пору наивысшего напряжения отношений между Россией и Литвой. Литературный пересказ её можно найти у М. Н Тихомирова. См.: Тихомиров М. Н. Средневековая Москва. М., 1997. С. 298–299.

¹⁵ Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. Минск, 2004. С. 83.

¹⁶ Борисенков Е. П., Пасецкий В. М. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. М., 1988. С. 280.

¹⁷ Мосты XIV в., их роль в транспортной системе Англии изучалась Д. Харрисоном. См.: Harrison D. The bridges of medieval England: transport and society, 400–1800. Oxford, 2006.

¹⁸ ПСРЛ. Т. 11. С. 11.

¹⁹ Клюг Э. Указ. соч. С. 199.

²⁰ О взятии «языка» русскими непосредственно перед Куликовской битвой можно прочитать в западнорусских летописях. ПСРЛ. Т. 32. С. 51.

²¹ ПСРЛ. Т. 25. С. 185.

²² Имеется два населенных пункта под названием Перемышль, но поскольку оба являются субъектами рассматриваемого исторического процесса, велика вероятность того, что здесь мог быть задействован Перемышль калужский. Правда, еще В. Н. Дебольский показал на основании сопоставления Растовца и Перемышля, что речь идёт о Перемышле подмосковном. С этим соглашаются все специалисты. См.: Юшко А. А. Феодальное землевладение Московской земли XIV в. М., 2002. С. 43; Кучкин В. А.: 1) Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984; 2) К оценке договора 1372 г. великого князя Дмитрия с Владимиром Серпуховским // Отечественная история. 2007. № 3. С. 84.

²³ Чернов В. З. Волок Ламский в XIV – первой пол. XVI в. Структуры землевладения в формировании военно-служивой корпорации. М., 1998. С. 50.

²⁴ ПСРЛ. Т. 15. Стб. 94–95.

²⁵ Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации (XI–XVI вв.). М., 1986. С. 99.

²⁶ Ещё в период правления Гедимина, как пишет Дж. Феннелл, в Новгороде сложилась пролитовская партия, которая, соединившись с протверской в 1346 г., дала бой Москве в Торжке. Это дало толчок походам ушкуйников, с чем в принципе согласился В. А. Кучкин. См.: Fennel J. History of the Russian Church to 1448. London ; N. Y., 1995. P. 127, 226.

²⁷ Борзаковский В. С. История Тверского княжества. СПб., 1876. С. 154.

²⁸ Мазуров А. Б. Духовная грамота вдовы князя Владимира Андреевича Серпуховского // История Московского края. Проблемы, исследования, новые материалы. М., 2006. С. 43. Примеч. 4.

²⁹ Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв. // Проблемы источниковедения. 1958. Вып. 6. С. 285. Примеч. 68.

³⁰ Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980.

³¹ Датировка дипломатического акта – «за 3 дня до праздника Марии Магдалины». Речь шла о продлении перемирия. См.:  Грамоты Великого Новгорода и Пскова (ГВНиП). № 43. С. 79, 77; Сквайрс Е. Р., Фердинанд С. Н. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 305; Каштанов С. М. Институты государственной власти Великого Новгорода и Пскова в свете немецкой средневековой терминологии : (предварительные заметки) // Древнейшие государства Восточной Европы, 2001 год : Историческая память и формы ее воплощения. М., 2003. С. 297. Примеч.

³² Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в.: внешнеполитические договоры. М., 2003. С. 99.

³³ Бобров А. Г. Новгородское летописание 20-х гг. XV в. // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы РАН. М., 1993. Т. 48. С. 187–191.

³⁴ Бассалыго Л. А. Еще раз о датировке грамот ГВНиП № 15–18 и ДДГ № 9 //  Великий Новгород и средневековая Русь : сб. статей. М., 2009. С. 32.

³⁵ ГВНиП, № 17; Кучкин В. А. Договорные грамоты. С. 96.

³⁶ Кучкин В. А. Договор 1972 г. Великого князя Дмитрия Ивановича с Владимиром Андреевичем Серпуховским // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 2 (28). С. 20.

³⁷ Алексеев Ю. Г. Духовные грамоты князей Московского дома XIV в. как источник по истории удельной системы // Вспомогательные исторические дисциплины. 1987., Т. 18. С. 108–109.

³⁸ ПСРЛ. Т. 25. С. 185.

³⁹ Мейндорфф И. Византия и Московская Русь : очерк по истории церковных и культурных связей. Париж,. 1990. С. 230, 239. Дело могло дойти до патриаршего судебного разбирательства, но никто из доверенных лиц в Константинополь не прибыл, и дело угасло в горниле «захватывающих коллизий, – пишет Мейендрофф, – между Тверью и Москвой» (1373 г.), а затем появился Киприан.

⁴⁰ Характерно, что Любутск, как город литовской и залесской части Списка всех русских городов, не входил, в отличие от Калуги, в состав отчин, передаваемых по наследству потомкам Дмитрием Донским.

⁴¹ Прибыть под Любутск Дмитрий московский мог не позднее 26 августа. Историкам известен весьма любопытный случай, приведенный Г. М. Прохоровым, когда претендент на пост патриарха Киевского и всея Руси митрополит Киприан, пытаясь прорваться в Москву, 3 августа 1378 г. писал письмо своим сторонникам в Белокаменную из Любутска, а уже 23 был выдворен из Москвы слугами Дмитрия Ивановича. См.: Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. СПб., 2000. С. 264.

⁴² ПСРЛ. Т. 16. Стб. 98.

⁴³ Для того, чтобы «воевати» Брянск в 1370 г. дружине Дмитрия московского нужно было преодолеть по прямой 350 км, а в оба конца – 700.

⁴⁴ Как пишет Густав Алеф, тверские рати принимали участие во всех западных походах Ивана III. См.: Alef G. Op. cit. P. 120–121.

⁴⁵ Столь ранних известий о действиях специальных служб в источниках не находилось. Вместе с тем, по первому докончанию Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича, каждый из его подписавших был обязан докладывать другому «без промышления» обо всех выступлениях крестьян, а также покушениях на имущество и отчину «поведать правду». Интересно отметить, что Черепнин не стал возводить данные положения источника в ранг классовой борьбы, хотя, наверное, следует поискать сведения о каких-нибудь крестьянских бунтах или иных социальных столкновениях в это время. См.: Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 34.

⁴⁶ Борисов Н. С. Русские полководцы ХIII–ХVI веков. М., 1993. С. 91–92.

⁴⁷ Кеер J. L. H. Soldiers of the tsar: army and society in Russia, 1462–1874. Oxford, 2002. Р. 16.

⁴⁸ Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. М., 1959 С. 98.

⁴⁹ Hellie R. The costs Muscovite military defense and expansion // The military and society in Russia, 1450–1917. Cambride, 1999. P. 48.

⁵⁰ В. Л. Янин считает, что стороны оставили это вопрос «открытым». См.: Янин В. Л. О дате составления обзора «а се имена градом всем русскым далним и ближним» // Древнейшие государства на территории Восточной Европы. М., 1995. С. 130.

⁵¹ Не принимая во внимание Курск. См.: Тихомиров М. Н. Список русских городов дальних и ближних. (Историко-географическое значение памятника XV в.) // Исторические записки. М., 1952. Т. 40. С. 224, 237, 248, 252.

⁵² Горский А. А. Москва и Орда. М., 1986. С. 86.

⁵³ Cameron R. Neal L. A concise economic history of the World // From Paleolithic Times to the Present. N. Y. ; Oxford, 2003. P. 76; Diwald H. Geschichte der Deutschen. Frankfurta M., 1978. P. 702.

⁵⁴ Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времен до 1569 года. М., 2005. С. 138, 147.

⁵⁵ Ostrowski D. Trop mobilization bu the Muscovite grand Princes (1313–1533) // The military and society in Russia, 1450–1917 Cambride, 1999 ; History of warfare. Vol. 14. Brill ; Leiden ; Köln, 2002. P. 32.

⁵⁶ Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. СПб., 1889. Т. 1. С. 105. Дату 1373 г. – заключение мира между Тверью и Москвой после Любутска – приводил В. С. Борзаковский. См.: Борзаковский В. С. Указ. соч. С. 158.

⁵⁷ Клюг Э. Указ. соч. С. 207, 209.

⁵⁸ Vodoff W. La place du grand-prince de Tver´ dans les structures politiques russes de la fin du XIV-e et du XV-e siècle. Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Wiesbaden, 1980. Bd. 27. S. 32–62; The Cambridge history of Russia. Vojl. 1. P. 150.

⁵⁹ Флоря Б. Н. О путях политической централизации русского государства: (на примере Тверской земли) // Из истории русской культуры: сб. в 5 т. М., 2002. Т. 2, кн. 1. С. 520–521; Grummy R. The formazion of Muscovy (1304–1613). London ; N. Y., 1987. р. 29–37.

⁶⁰ Баyер Н. П. Серебряные и золотые слитки русского средневековья = Silver and goldingots of Russian Middle Ages : археолог. исслед. 2-е изд. М., 2013. С. 171.

 

Вопросы истории. 2014. № 4. С. 68–81

 

 

 

 

 

                        ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Взаимосвязанные, сообщества, находящиеся на одной исторической позиции в истории человечеств — средневековой фазе, представляя собой историко-политический и валютно-финансовый тандем, Русь и Золотая Орда вместе с тем играли самостоятельную роль и по принципу бинарной оппозиции, противостоя, друг другу, с точки зрения культурно-цвилизационного, и политико-экономических реалий того времени.

В истории валютно-финансового противостояния Руси и Орды  рубеж 1380-1382 гг. является этапным. Он характеризуется потерей Мамаем своей казны на Куликовом поле, началом суверенной чеканки Дмитрием Донским собственной монеты. И только появление Тохтамыша и сожжение им Москвы приостановило окончательное падение Золотой Орды как государства, а реформа и серебро из Центральное Азии спасло Орду от финансовой катастрофы, т.е. Тохтамыш. спас Золотую Орду от де-фолта. Сложилась новая ситуация, вызванная новой поляризацией валютно-финансовых систем в Восточной Европы. Следующим этапом в развитии на Руси следует считать новгородский финансовый кризис 1446 г., который носил универсальный характер для территории восточнорусской равнины.

Таким образом,  до 1380 исторический процесс характеризовался стремительным подъемом, ,тогда как после 1382 г.история Северо-восточной Руси стала испытывать давление. Смерть Дмитрия Донского в 39-летнем возрасте, состоявшаяся в 1389 г, а также смерть Владимира Андреевича Серпуховского его двоюродного брата и совладельца Москвы в 1410 г., лишь подчеркивают этапы исторического развития.

Этот негативный период завершился лишь в период  1446-1453 гг.