Введение в книге: «ДИНАМИКА ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА ИЛИ ПАРАДИГАМАЛЬНОЕ ОПИСАНИЕ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ РУСИ И ОРДЫ В ПЕРИОД ДО КУЛИКОВСКОЙ БИТВЫ. «

ВВЕДЕНИЕ.

Монгольское нашествие, нанесшее сильный удар оседлоземледельческим цивилизациям Центральной Азии Китая, Ирана, Восточной Европы и разрушившее Багдадский Халифат, в отличие от нашествия гуннов на Европу в VI в., было более разрушительным, — наверное, так кажется, потому что было по времени  ранним и менее оснащено источниками.

         Монголы не дошли до Венеции 300 км, тогда как гунны атаковали как к югу, так и к северу от Альп. Напряжение монгольского нашествия связано с климатическими причинами, когда в Монголии. Внутренней Монголии и Северном  Китае в  конце  XII в. создались уникальные природно-климатические условия для развития коневодства, вызванного высоким урожаем природного травостоя, мягких зим, позволившее взрыво-расширенно воспроизвести поголовье скота, прежде всего парнокопытных.  Монгольские конные Орды двинулись сначала на юг, дойдя до Вьетнама. А затем на Запад.

         … до Новгорода Батый внук Чингиз-хана не дошел вообще.

          Данному факту, не получившему адекватного объяснения в науке, как-то начиная с весенней распутицы, усталости конного батыевого войска и кончая подкупом полевых командиров оного, следует еще уделить внимание.

          В новейшей российской исторической науке историки занимаются тяжелой и часто неблагодарной работой — описание нашествия Батыя. В понятийной сетке науки описание обычное дело, правда, в печать попадет не все что замечает, а точнее говоря, наблюдает исследователь. Приступая к освоению нового, материла описывающий его ученый находится в рамках номенклатуры понятий как предложенных ему, так связанных с воспитанием и квалификацией, жизненным опытом, наконец.

      Описание, таким образом, происходит в  рамках определенных понятий, категорий, гипотез и теорий  комплекс которых, выводит на определение парадигмальости и делает такое описание  достоянием нормальной науки.

        Тождественность парадигмального описания, т.е. его идентичность процессам и явлениям, выделенным и изученным в том или ином исследовании главный оселок в определении и дальнейшем использовании полученного знания, включении его в социокультурный контекст современности.[1] Ибо все, что ни делает ученый – это человек сегодняшнего дня на, на которого влияют многие силы – от социальных, до идеологических.

          И перспективы как будет показано ниже, появятся, что связано  с отождествлением данной работы в данной форме организации конкретного научного знания. Вместе с тем, «философы науки, писал Т.Кун, — неоднократно показывали, что на одном и том же наборе данных всегда можно возвести более чем один теоретический конструкт».[2]  Если напомнить, что работа Куна увидела свет в 1962 г., очевидно, что советская и ныне здравствующая постсоветская историческая наука даже в условиях холодной войны с Западом , не смогла или не пыталась выбраться из идеологизма и монополизма, хотя данную работу читали все, не говоря уже о ведомственных, корпоративных и групповых интересов отдельных сообществ, кланов, научных коллективов.

         История существует в снятом виде, писал Гегель, в организационном плане – тоже.

         В сложившейся с советского времени иерархии исторической науки России существует территориальный принцип, связанный переездом Академии наук ее штаба из Ленинграда в Москву в 1934 г. Соответственно периферия, в том числе зависящая административно от поступления средств из Центра, делает историков центра людьми, выведенными из зоны критики, что особенно негативно сказывается ввиду централизованного распределения тематики и гранто-финансового ее обслуживания. Ученые центра могут вольготно вести себя на такой ниве. Это проявляется в небрежном отношении, халатности и простыми злоупотреблениями, когда научные результаты не всегда корректны. Доказать или опровергнуть их при таком состоянии менеджмента – трудно, поэтому неудивительно, что привлекаются иностранные специалисты, а таковые «проводятся» под эгидой статей «международное сотрудничество» в бухучете Академии. Впрочем, банковское обслуживание подобных учреждений в условиях отсутствия кризиса весьма устойчиво, что обеспечено бюджетом, но не курирующих их органов, вызывающие повышенный интерес.

         Русская средневековая история национальна, и когда она исследуется историками, имеющие великодержавные взгляды, история получается приукрашенной, тогда как не секрет, что в  отступлении истории от линии прогресса, отрицательные факты складываются в свою историческую линию – нашествие Батыя, пожалуй, самый трудный пример для историка. В скобках заметим, что это явление срдони природно-климатической катастрофе и нашествие гуннов этому предшествующее. Однако дух возрождения, выразившийся в восстановлении, а затем подъеме экономики, государственного суверенитета борьба за независимость  неизбежно вело к возвышению национального самосознания и, как следствие национализма. При этом автор не разделяет проявления крайне проявления правого национализма, ведущего к радикализму неонацистского толка. Однако использование национального фактора в геополитике политиками средневековья в историками мне как-то в исторической литературе встречать не приходилось. Н.М. Карамзин, будучи царским историографом, т.е. штатно занимающийся официальной историей, отстаивал великодержавие русской нации, возглавляемой самодержавием, что возникло как ввиду избавления от татарского ига и нашествия «двунадесяти языков», а также, что важно географического соседств многочисленных и малочисленных народов, включая славянские.

         Данная этногеографическая энтропия не могла быть определена и ВКП (б) — КПСС, когда с одной стороны развивались советские окраины, а с другой – им навязывалась русская история, восходящая по национализму как Вы догадались к Карамзину.

        Не удивительно, что в литературе, особенно, перестроечного и постперестроечного периода времени это нашло отражение, прежде всего в русской части исторической науки СССР и нерусской, в основном украинско-белорусской. Понятно, что именно в такой последовательности происходило, да сейчас происходит ранжирование историков.

                Н.М. Карамзин утверждал, что от нашествия монголов выиграла церковь и только, что является историографической находкой автора. Но в эпоху воинствующего материализма этот факт и роль церкви в освобождении и подъеме страны оставалась втуне. Более того, что как частность, при тоталитарном коммунистическом режиме КПСС не было сделано попыток даже выделить  светский источник записей русских летописей.

         В тоже время национальные идеи витали и в умах ученых, занимавшихся непростым ремеслом историей как науки.  И в советское время одни занимались ею «за зарплату», согласно штатному расписанию, а другие  — движимые простым человеческим любопытством. Однако столкновения между ними вывивались в не обвинениях отсутствия национальной идеи или патриотизма, но в доказтельствах того какой  национальный патрот больше оппонента.

         Альтернативные концепции не приветствовались вовсе. Читатель вправе предположить, что автор даже не будет раскрывать основы «Новой хронологии» Фоменко-Насовского. Изданная на различных языках мира, она как концепция повлияла, несмотря на ожесточенную  борьбу  в 1980-х гг. в стенах АН СССР, а еще в ЦК КПСС, на некоторые корректировки в развитии исторической науки, в том числе и на Западе. Но здесь в данной части работы, можно констатировать, с чувством исполненного долга историка, что вызывает  недоумение с каким ожесточение проходила борьба за изгнание  «НХ» из научного поля. Общество и государство – делаем мы вывод, не было в состоянии остановить подобную вакханалию – вот к чему привела советская действительность на заре перестройки. Символично, что данные события в науке бывавшего СССР произошли накануне распада последнего. Обстоятельства, изложенные в используемом в данном пассаже американского историка-русиста Ч.Гальперина,[3]  есть опредленно-объективные в самом деле «парадигмальные описания» многих перепитий хронологии Фоменко-Насовского и представителей КПСС-ной науки с ее клаоссово-формационным подходом (чего многие из них сейчас стыдливо сторонятся). Клсассово-формационный подход в отсутствии, которого и вменялось Фоменко-Насовоскому и сейчас присутствует в работах ведущих российских историков, например, в социологическом  понимании крестьянских движений эпохи развитого средневековья.

         Не менее серьезно страдала от партийного направления и историко-правовая наука, когда даже Поставления ЦК КПСС, в частности, от 1964 г., «успешно были провалены».[4]

         Что касается истории большую известность, проникнутой в массовое сознание человека советской эпохи получила концепция Л.Н. Гумилевым, основанная на теории пассионраности этноса.[5] Как состояние общества пассионарность имела свои градации, т.е. проявлялась как в макро- так и в микро- социумах, а также, что следует  указать определенно имела свои подъемы, спады, «надломы» и «утраты». Психофизическое состояние, ее энергетика особенно четко выразились в работе «Великая степь», в которой несмотря на значительный объем работы все явления Гумилевым, слагающие процесс пассионарности не могли быть описаны. Выдвижение в топ идеи, гносеологически объясняемое как эпистемологический идеал, связано с определенным типом мышления – мышления в категориях, подобная категория находит отражение в работах А.Тойнби, где главным пунктом выступает категория «цивилизация».[6] Однако насколько пассионарны были монголы в двенадцатом веке, настолько отвечало цивилизованным устремлением их нашествие на Европу в веке тринадцатом – тогда в этом видится обычное проявление явления столкновения цивилизаций, точно также как «эпоха викингов» и «эпоха великих завоеваний».

         Экологический фактор существования тех или иных этносов как противоречие культур леса и степи, что на микроуровне, видел Г.В. Вернадский, когда изучал древнюю Русь.[7] Исследователь,  объективно рассматривая взрыв азиатских орд, определенно выделил типы цивилизационного развития, господствовавших в то время в Евразии, которых оказалось три: дальневосточная (читай: китайская; центрально-азиатская (Хорезм); Средиземноморская. (Вернадский пишет, как Юго-Запад, что следует понимать как период предоткрытия Америки).

         Обычно в исторической литературе лишь упоминаются монголские Ясы,[8] служившие источником права для Монгольской империи. Наблюдение за монгольским законодательством XIII  в. отражает экологический фундамент данной цивилизации – кочевой военно-каваллерийский тип, сформировавшейся в полупустынной экосистеме с аридным клиамтом.

         Читателю сегодняшнего дня, безусловно, необходимо познакомиться с хотя бы одним мнением новейшей англо-американской историографии средневековой истории России, представленной Н.Ш. Коллманн. «Восточные славяне и финно-угорские народы леса, однако, имели незначительный контакт с монголами (если только они не имели несчастья быть порабощенными). То были фермеры-земледельцы, — монголы были кочевниками. То были христиане или анимисты, тогда как монголы — мусульманами». Разнотипность /не путать с инвариантностью !/ бытия народов, носящая цилилизационный характер, очевидна даже неподготовленному читателю.[9]

         Монголы были язычниками, а созданный ими Улус Джучи появился на территории некогда занимавшими древними хазарами, исповедовавшими иудаизм. Приняв у себя православную епархию в 1262 г., завоеватели не только были веротерпимыми, сколько политтолерантны, а когда в 1332 г. хан Узбек, перед самой смертью принял титул султана и ислам, соответственно, что находим мы у Гумилева, то возникает вопрос об упущенных  возможностях на идеологическом фронте. Когда в 1382 г перед походом на Москву Тохтамыш закрыл упоминавшуюся сарайскую Епархию в рамках контрразведывательных мероприятиях, словно осиное гнездо в золотоордынском логове, наверно в Москве осознали значение  этого факта в столетней ретроспективе.[10]

         Как показал Б.Шпулер, римско-католическая церковь относилась к ЗО как внешнеполитичесокй проблеме, не стремясь распространить здесь христианскую конфессию,[11] тогда как митроплит во Владимире ориентировался на Константинополь.

         Перед наступлением в Европе, монголы имели опыт управления и эксплуатации завоеванных территорий – сложилась три типа подчинения: установление собственной династии в Китае, Иране, Центральной Азии, протектората  — в Северо-восточной Руси  (СВР) и прямое правление – в Поднепровье.

        Четвертый тип —  оккупация, когда отягощенные грабленым добром, завоеватели осели на Волге, географически сцентрировав захваченные земли, когда даже эмиссию собственных денег они поначалу не считали необходимым. Земли восточных славян были расчленены завоевателями на две основные зоны, где Киевская Русь стала административной единицей Улуса Джучи, и Северо-восточная Русь со столицей во Владимире – номинально находилась под протекторатом Сарая на Нижней Волге, а территория современной Беларуси перешла под власть Литвы.

         Не следует сближать термины, во избежание банальной путаницы, т.е. смешивания понятий – типичный промах начетнических зубрил, как равно и то, что вряд ли кто будет объяснять обоснование монгол на Нижней волге снижением потенциала пассионарности восточных славян.  И на этом основании можно предположить, что цивилизация как категория имеет эпохальное значение. Фактически, в действительности, исторически произошел распад восточнославянского этноса, вызванного не нашествием кочевых орд, но установлением 3 форм правления на порушенных территориях  от Карпат а Заадного Буга до Камы. Создание монголами разнотипных гособразований привело к появлению предпосылок для этногенеза наций, слагающие  и не всегда живущих мирно в настоящее время, инкорпорировав в себя некоторые малые соседние этносы, включая и потомков бывших завоевателей.

---

[1] Кун Т. Структура научных революций \ Пер.С англ.И.З.Налетова.Изд-е второе. М.: Прогресс, 1977, с.70.

[2] Там же, с.109.

[3] Halperin, Charles J. False identity and multiple identities in Russian history: the Mongol Empire and Ivan the Terrible / Charles Halperin      Pittsburgh: Center for Russ. & East Europ. studies, Univ. center for intern. studies, Univ. of Pittsburgh, 2011.

[4] История суда и правосудия в Росси: [коллективная монография: в 9 т.] / [отв. ред. В. В. Ершов, В. М. Сырых]; Российский гос. ун-т правосудия. — М.: Норма; ИНФРА-М, 2016. Т. 1:  Законодательство и правосудие в Древней Руси (IX — середина XV века)/ [Булатецкий О.Ю. и др.; отв. ред. С. А. Колунтаев, В. М. Серых]. С.61-62.

[5] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Санкт-Петербург: Азбука, 2019,С.365-375.

[6]     Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. Пер. с англ. И. Е. Киселевой, М. Ф. Носовой; [Предисл. В. И. Уколовой; Авт. коммент. Д. Э. Харитонович]. М.- СПб.: Прогресс: Культура: Ювента, 1996.

[7] Vernadsky G.V. A history of Russia. 6 edition. New Haven: Yale University press, 1968, p.8-9.

[8] Шпулер Б. Золотая Ордв. Монголы на Руси. 1223-1502 \ Пер.с нем. С.Ю. Чупрова. М.: Центроплиграф, 2019, с.399-412.

[9] Kollmann N.Sh. The Russian Empire 1450-1801. Oxford: Oxford university press, 2017, p.45.

[10] Кобищанов Ю.М. К периодизации истории цивилизаций I тыс. // ВИ, 2008. № 5, 27.

[11] Шпулер Б. Золотая Ордв, с.204-205.

Footnotes is comming. Wov! Happy bofore 2020 !

Foto in Moscow subbord Church May. 2019 & other auothor’s fotos..